— Ангелина, — позвал через некоторое время Борис Витальевич, заметив, что она никак не реагирует на его чтение. Гелька разлепила глаза, но не спешила ответить, и он, подумав, что она спит, пробормотал:

— Украденное счастье…

— Что? — сонно переспросила она, но Борис закрыл книжку.

— Кажется, стихов на сегодня хватит. Идите-ка спать.

— Спокойной ночи, — Гелька прошла к себе и свалилась на постель.

Уже утром, после ухода Бориса, она, чувствуя какое-то грызущее сожаление, попыталась докопаться до его причин и поняла, что вела себя слишком самонадеянно с человеком, по-видимому, к ней не равнодушным, заявившись к нему в спальню и устроившись на кровати с головой на его плече, да ещё позволив себе заснуть. Пожалуй, он мог счесть это кокетством, а то ещё чем-то и похуже. По крайней мере, по отношению к нему это было жестоко. Что он мог почувствовать? Борис Витальевич что-то сказал, подумав, что она спит:…"украденное счастье"? Наверное, действительно она скрашивает врачу его одиночество. Впервые у неё сжалось сердце, когда она представила Бориса, мечущимся по пустой квартире, когда она уйдёт. Но, он же знает, что она уйдёт, не может не уйти! Или она ошибается во всём? Ведь не смотря на её провоцирующее поведение, он не позволил себе с ней ни разу, ни малейшей вольности и всегда держался корректно. На всякий случай, решив быть осмотрительнее в поступках, она в задумчивости прошла в его спальню и просмотрела оглавление в сборнике стихов, лежащем на тумбочке: "Украденного счастья" среди названий не было.

Весь день Ангелины оказался расписан по минутам: ей нужно было сделать кучу домашнего задания, приготовить обед, хотя её никто об этом не просил, и прочитать на компьютере очередную медицинскую главу. Кроме того, в библиотеке Бориса Витальевича Ангелина обнаружила несколько книг Франсуазы Саган, которых до сих пор не читала, и надеялась втиснуть в своё расписание и такое развлечение. А пока… она задумчиво сжала в руке телефон. Ей очень хотелось позвонить Пете. Но такое общение на расстоянии стало для них обоих тяжёлой обязанностью при невозможности прикоснуться друг к другу. Хотя им всегда было о чём поговорить, и они общались легко и с удовольствием, но не теперь. Немыслимо было беззаботно обсуждать с Петей прочитанную ею книгу или увиденный им фильм, когда все их мысли питались воспоминаниями об объятиях и поцелуях. Разговор не становился легче от того, что Петя безумно ревновал её к Борису, которым она безмерно восхищалась. И они тягостно молчали в трубку и скоро прекращали разговор.

Желая укрепиться духом, Гелька позвонила Нюсе.

— Привет, — легко отозвалась подруга.

— Расскажи мне всё: как дела в школе, в Организации, у всех? Я совершенно выпала из жизни.

— А голос у тебя довольный, по крайней мере, спокойнее, чем раньше. Начну с главного — Петя спал с лица и ожесточился. Не знаю, что его больше гнетёт: что он тебя совсем не видит или, что тебя слишком часто видит Борис Витальевич, но по возвращении тебе будет с ним трудно.

— Спасибо за предупреждение.

— Не за что, тем более, что сейчас ты всем довольна.

— Ещё бы! Я ко всему привыкла, у меня появилась море занятий, и вчера Борис Витальевич катал меня на лыжах!

— Молодец! Ещё неделя и тебе не захочется возвращаться.

— Ты преувеличиваешь, — рассмеялась Гелька, — но мне здесь, в самом деле, хорошо, хотя вчера я плакала по маме. А что с операцией? Сергей Петрович нашёл нужного человека?

— Ты уже слышала о его плане? Кажется, он решил идти сам.

— Не может быть! Если с ним что-то случится, всё дело полетит к чёрту!

— Он считает, что Брюс способен его заменить, и более ценен, чем он.

— Не похоже на Редика, да? А ты что считаешь?

Нюся промолчала.

— Я никогда не смогу на него повлиять, даже не буду пытаться. Поэтому стараюсь не иметь своего мнения, а только следовать его указаниям.

— И ты так можешь? — с ужасом спросила Гелька. — Знаешь, сейчас мне показалось, что я всегда поступаю наоборот.

Теперь рассмеялась Нюся.

— Так оно и есть. Борис Витальевич до такой степени умирает от беспокойства за тебя, что даже упрятал в своих апартаментах, как самое дорогое сокровище, а Сергей Петрович настолько оценил мою рабскую преданность, что…

— Что?..

— Давай не по телефону.

— Боже мой! — взвизгнула Гелька и вцепилась зубами в кулак.

— Оставь. Счастливее я от этого не стала.

— Но почему?!

— Потому что ничего не изменилось, — грустно ответила Нюся и добавила. — Учителя беспокоятся, куда ты пропала. Возвращайся поскорее, потому что вокруг пустота, и в ней — он один, а я — в шаге от бездны.

Нюся отключилась, а Гелька снова и снова перебирала в памяти их разговор, и завершающий крик о помощи подруги потряс её даже больше того факта, что той удалось добиться Сергея Петровича. Нюся всегда ей казалась, да и была, совершенно самодостаточным человеком, и если сейчас она готова ухватиться за подругу, значит ей по-настоящему плохо.

После такого разговора Ангелина долго не могла войти в колею и бесцельно бродила по дому от рыбок к книгам, от книг к кухонному окну, а оттуда — к розе в своей комнате. Но тикающий внутренний будильник всё сжимал время оставшееся для запланированных дел, и, в конце концов, ей пришлось встряхнуться и, выбросив всё из головы, засесть за уроки. Её оторвал неожиданный телефонный звонок.

— Сергей Петрович? — сердце её учащённо забилось: этот звонок не мог быть вызван желанием справиться о её здоровье (о нём он мог более определённо узнать у Бориса Витальевича). Однако начал шеф именно со здоровья.

— Гелечка, — добродушно приветствовал он её, — ты уже здорова?

Гелька горячо заверила его, что давно в порядке. Кажется, по её тону он понял, что она рвётся в бой и усмехнулся.

— А что, Борис уже показал тебе, где в его логове двери?

Тут Ангелина уже без энтузиазма подтвердила, что да, показал.

— Ты мне нужна, — уже без обиняков и напускного добродушия заявил Учитель. — Борис сегодня на дежурстве — он не узнает и не сможет помешать. Ты должна будешь в четыре часа появиться у Егора. У тебя есть здесь верхняя одежда?