— Дрянь! — в ярости шипела Нанэ. — Ешь или сама станешь завтраком!

— Нет, прошу вас, госпожа! — Цэнь жалобно заскулила, больше не пытаясь освободиться. — Не надо!

— Отчего же?!

— Они… отравлены… — сквозь рыдания проронила рабыня.

Нанэ открыла дверцу клетки и дернула невольницу за волосы.

— Кто?!

— Я не знаю!

— Ты разочаровываешь меня, Цэнь. Не знаю, сможешь ли ты смыть предательство кровью…

— Это служанка Ясфири! Она дала мне эти лепешки! — отчаянный крик вылетал из уст рабыни вперемешку со словами, она захлебывалась и давилась слезами.

В груди Нанэ разрасталась и ширилась ненависть. Теперь, когда всё самое ценное у нее отняли, кто-то посмел посягнуть еще и на жизнь! Ради чего? Какой тропой никогда в глаза невиданной Ясфири она вдруг перешла дорогу?! Негодование и ярость ослепляли, сердце раздувало от клокотавшего внутри бешенства. Нанэ пинками затолкала рабыню в клетку и захлопнула дверцу.

Цэнь забилась в истерике, не в силах взглянуть в глаза смерти. В то же мгновение гепард прыгнул на нее, разрывая когтями горло. Кровь хлынула из раны, расползаясь по полу, проникая в щели между каменными плитами. Поедать эту добычу Уроснури не стал — Нанэ не велела. И пусть запах свежей крови и страх в глазах жертвы возбуждали аппетит, зверь сумел справиться с инстинктами, угождая ей.

Когда на крики прибежала охрана, спасать было уже некого. Осмотревшись, стражи разделились: один из них побежал за Кронохом, другой остался сторожить Нанэ. Еще неизвестно, что решит распорядитель. Но Нанэ не волновалась — она знала, чем угостит того, кто посмеет ей угрожать. Одну из отравленных лепешек она предусмотрительно зажала в руке, на случай, если кто-то попробует избавиться от них раньше, чем дело будет разобрано.

— Что случилось? — Кронох умолк, наткнувшись взглядом на обескровленное тело. — Как это произошло? — сквозь зубы произнес он и медленно повернулся к Нанэ.

— Она украла мои лепешки, — голос Нанэ не дрогнул ни на мгновение. — Мой слуга не стерпел такого вероломства и отомстил за меня. Разве Закон это запрещает?

В глазах Кроноха блеснули злобные огни, и Нанэ поняла, что распорядитель знал про отравленную еду. И впрямь, вряд ли в Нижнем гареме кто-нибудь позволил бы себе чихнуть без его разрешения.

— Закон запрещает отдавать раба на растерзание дикому зверю, — с ненавистью процедил Кронох.

— Если только раб не посягнет на жизнь господина, — так же медленно, чеканя каждое слово, произнесла Нанэ. — К тому же, за меня больше некому заступиться. Кроме него, у меня нет верных слуг.

Язык Нанэ так и чесался предложить распорядителю отведать отравленных лепешек, но она сдержалась. В памяти всплыл образ Гирда с пустыми глазницами. Она непременно выяснит, кто тот незнакомец. И отдаст ему всё, лишь бы отомстить врагам.

Через несколько дней Нанэ выделили новую служанку — чернокожую Таслами. Высокая, с полными грудями и бедрами, с большими карими глазами, окаймленными пышными коровьими ресницами. Она была чуть старше самой Нанэ, однако выглядела не как юная девушка, а как опытная зрелая женщина. Во взгляде Таслами плескалась печаль, даже когда она улыбалась.

От Цэнь новая служанка отличалась, словно вино от воды. Она выполняла поручения и приказы в точности и без промедления. Не гнушалась и не боялась ухаживать за гепардом, отстаивала для Нанэ очередь в купальню, ложилась на ночь у порога, рассказывала всё, что интересовало хозяйку. Кроме того, Таслами пробовала ее еду. Сама Нанэ не просила служанку о подобной услуге и удивилась, когда впервые обнаружила надкусанные лепешки на подносе с завтраком.

— Зачем ты это сделала? — Нанэ сразу же набросилась на невольницу.

— Это обязанность всех рабынь, служащих наложницам господина, — спокойно ответила Таслами, сложив руки на груди. — Если госпоже неприятно, то Лами не будет делать так впредь.

Нанэ больше не сказала ни слова, но с этого момента доверяла рабыне не меньше, чем Урсонури. Она всегда делилась с Таслами фруктами и перепадавшими на ее долю сладостями — рацион слуг был настолько скуден, что подобным они могли полакомиться разве что во сне. Невольница всегда благодарила Нанэ и неизменно шутила, что на таких харчах она станет еще необъятнее и перестанет проходить через дверь. На самом же деле рабыня была лишь чуть толще самой хозяйки, и только пышные формы создавали иллюзию полноты.

Каждый вечер Таслами рассказывала Нанэ легенды и сказания своего народа. Всё, что помнила. В рабство она попала в возрасте семи весен и хоть и успела смириться с этим, всё равно мечтала рано или поздно сбежать.

— Когда-нибудь, когда толку от меня в гареме не станет, я выйду за ворота и попробую добраться до родных берегов, — шептала Таслами, чтобы не привлечь к разговору недобрых людей и духов. — Ты, верно, не знаешь, что как только боги покрывают волосы женщины белым покровом, ее продают другим хозяевам. А кто позарится на старуху? Таких берут только на черные работы, чтобы не жалко было.