Она тоже заплакала, пыталась что-то объяснить, но сбивалась. Слезы и всхлипывания не давали ей выразить чувства в словах. Поняв, что это бесполезная затея, мама замолчала и крепко меня обняла. Распрощались мы ближе к вечеру. Если бы не на работу — я бы осталась здесь. На прощание мама наказала, чтобы я обязательно помирилась с Аркашей. Я пообещала.

И теперь, прислонившись лбом к окну в продуваемой сквозняками электричке, думала о том, как выполнить данное слово. И дело не в том, что мне этого не хотелось. Самой было тошнотворно плохо без любимого человека, который согревал одним только своим присутствием. Недавние вспышки гнева и тщеславия не вызывали ничего, кроме жгучего стыда. Но станет ли Кеша слушать меня? Чем оправдаться? В голове поселилась пустота. Да и что тут можно придумать? Поведение на свадьбе весило больше слов.

Ближе к одиннадцати, лежа в постели, я наконец-то решилась набрать его номер. И при этом искренне надеялась, что он уже мирно посапывал в кровати. Внутри всё дрожало от волнения. Что я скажу? Ответит ли он? Я, наконец, поняла — всего за один день без него мир вокруг потускнел и опостылел. И теперь мне стало невыносимо от мысли, что Кеша может сказать «нет» и навсегда исчезнет из моей жизни. Через пару гудков я опустила телефонную трубку. В висках бешено отстукивал пульс. В ту же минуту зазвонил телефон, заставив меня вздрогнуть. На дисплее высветилось «Кеша Любимый».

Я подняла трубку и застыла с ней около уха. Аркаша тоже молчал.

— Приезжай, — дрожащим голосом выдавила после нескольких минут тишины. В ту же секунду в трубке раздались частые гудки. Я опустила ее на место и уткнулась в подушку, задыхаясь от рвущихся наружу рыданий.

Так и уснула. Восточные образы снова поплыли перед глазами, но я настолько сильно засопротивлялась, что морок спал, уступая место кромешной тьме.

Рано утром, отрывая лицо от подушки, я с удивлением и радостью обнаружила в кровати Кешу. Он обнимал меня и тихо посапывал. Я приподнялась на локтях, аккуратно убрав его руки, и никак не могла на него наглядеться. Вот оно — счастье, думала, гладя его ладонью по щеке. Чмокнула в висок и побежала на кухню — готовить завтрак.

Вскоре Аркаша тоже пришел на кухню. Он сделал вид, что ссоры не существовало и в помине, за что я безмерно была ему благодарна. На автобусной остановке, уже разбегаясь по работам, мы договорились вечером сходить-таки к его маме. Причем на этот раз инициатором визита стала я.

Весь день я проработала, как в тумане. Дела валились из рук, тревога за маму и предстоящий поход в гости к Кеше сменяли друг друга. Хорошо еще, что шеф уехал в командировку, а то пришлось бы еще отчитываться за растраченные капиталы. Согреваясь этой мыслью, я сняла еще денег. Часть из них потратила на новый мобильный, а другую — отправила экспресс-переводом тете Дусе. Маме сейчас требовались дорогие лекарства, да и наша бесплатная медицина требовала подачек — без этого не будет человеческого отношения.

Вечером Аркаша встретил меня после работы. Судя по голосу — он тоже волновался. Несколько раз порывался отговорить меня от гостей, особенно после того, как узнал про мою маму. Но я решительно сказала: «Нет, мы так никогда не соберемся», и потащила его на остановку.

Уже проходя в любезно распахнутую будущей свекровью дверь, я пожалела о недавней уверенности. Всё-таки Аркаша знал, почему меня отговаривал. Только напрямую сказать не решился.

Вероника Павловна — Кешина мама, оказалась худой стройной женщиной далеко за пятьдесят. На ее голове красовался парик приглушенно бордового цвета, на лице — макияж, состоявший из туши, коричневых теней и темно-вишневой помады. Я удивилась — не ожидала, что больной человек, совсем недавно прикованный к постели так следит за собой. Дополняло образ крепдешиновое приталенное платье с ажурным воротником и жемчужные бусы.

Выцветшие темно-голубые глаза Вероники Павловны сузились, изучая меня с головы до ног. Пока я сидела в гостях, меня не покидало ощущение, что будущая свекровь обладала рентгеновским зрением, которое вовсю практиковала на потенциальной невестке. Если она встречала так всех претенденток на руку и сердце единственного сына, то неудивительно, что Аркаша до сих пор оставался холостяком. Вот только меня такими уловками теперь было не испугать. Это прежняя Вика бросилась бы наутек от одного только вида свекрови. Я же нынешняя сразу поняла, что Вероника Павловна вряд ли останется довольна моей персоной. Твердо решила — не стану обращать внимания на ее приемы.

Переступив порог Кешиной квартиры, я совершенно забыла, что здесь обитает больной человек, годами лежавший в постели. Передо мной материализовался хищный монстр, способный пойти на всё, лишь бы разлучить меня с любимым человеком. Я сразу же нацепила маску фальшивой доброжелательности, которой воспользовалась и Вероника Павловна. Так мы и прошли в зал, скалясь друг другу. Только Аркаша тревожно посматривал то на меня, то на маму, время от времени сжимая мою руку.

Мы сидели на тяжелых деревянных стульях, обитых тканью, в просторной комнате. Занавешенные темно-синими бархатными шторами окна, обои в крупных цветах, картины с непонятными мне абстракциями — даже обстановка не давала расслабиться. Единственным островком красочности и уюта оказалась голубая ваза с подаренными Кешей цветами. Мы попили чай, поговорили про погоду и даже про местные власти, после чего беседа полностью сосредоточилась на мне.

Веронику Павловну интересовало всё: от детских болячек, до карьерных перспектив и наличия в собственности недвижимости. Постепенно разговор превратился в допрос, в который лишь изредка Кеша пытался вставить несколько слов. И всё это сдабривалось восклицаниями Вероники Павловны о том, какой Аркашенька замечательный. Несколько раз она даже затрагивала тему предыдущих его избранниц, но Кеша сразу пресек дальнейшие повороты разговора в это русло, после чего увел меня на кухню.

— Побудь пока здесь, а я с мамой поговорю, — тихонько шепнул он, после чего оставил меня в гордом одиночестве.