— Как вас… тебя зовут? — ни к месту спросил Мэтью.

Черт, еще несколько таких лет и твои социальные навыки можно будет окончательно похоронить, доктор Бёрнс.

Вытащив из шкафа одну из рубашек — светло-серую, с длинными рукавами — она повернулась к нему, и Мэтью порадовался, что не догадался включить свет при входе. Потому что краснеть он умел до самых кончиков ушей.

Чуть склонив голову, будто что-то прикидывая, она с опозданием ответила.

— Инга.

Ну, разумеется. Такую звезду какой-нибудь Машей или Дашей не назовут. Хотя вряд ли она была звездой уже с рождения…

— Красивое имя, — сказал он вслух, мысленно приказывая себе перестать краснеть. — Необычное.

Не отводя от него пронзительного взгляда серо-голубых глаз, Инга пошла назад, переступая через все те же препятствия и балансируя вешалкой с одеждой. Подойдя на пару сантиметров ближе, чем это было необходимо, она приложила рубашку к его груди.

Мэтью замер, будто кролик перед удавом, не смея даже моргнуть. Она бегло осмотрела его и удовлетворенно кивнула.

— Должна быть в самый раз. Я подожду снаружи.

Оставив добытую рубашку у него на груди так резко, что он едва успел ее подхватить, она картинно вышла, похожая на мифическую огненную цаплю.

Мэтью шумно и долго выдохнул, помотал головой. Наваждение какое-то.

Вскинув руку, он проверил часы. Пять минут до начала презентации. Его директор проекта наверняка уже нервничает. Только бы подошла эта рубашка.

Он отстегнул к чертям глупую бабочку — хоть какая-то польза от всего этого происшествия, снял пиджак и принялся быстро расстегивать пуговицы. Оцепенение сменилось нестройным вихрем мыслей и образов. Надо же было такому случиться за пять минут до защиты. И думать теперь не хочется ни о чем, кроме этих вздорных веснушек…

Отлепив от тела испорченную рубашку, Мэтью вытер сухой частью грудь и живот, с секунду поразмыслил над тем, не выбросить ли ее прямо здесь, в мусорный бак, стоящий у двери. Отказался от этой мысли и сунул рубашку в портфель. Аккуратно снял с вешалки чужую, поднес ворот к лицу, брезгливо понюхал. Вроде бы уловил слабый запах смягчителя для стирки, невозможный уже после одной носки. Мысленно поблагодарил незнакомого профессора, стараясь абстрагироваться от мысли, что хозяин рубашки, по всей видимости, спит с той, из-за которой он сейчас стоит в незнакомом кабинете и в состоянии полного смятения напяливает на себя чужую одежду, вместо того, чтобы спокойно пить кофе в приемной факультета филологии.

Легко просунув руки в рукава (и в самом деле, размер подходящий), Мэтью принялся застегивать пуговицы, одновременно удивляясь, до какой степени не вовремя его угораздило… Что? Он и сам уже не понимал.

Ведь нет чтобы облить его кофе — ну хоть вчера, когда он спокойно возвращался домой после долгого дня в библиотеке… Он на секунду представил себе эту несостоявшуюся встречу. Нет, вчера точно ничего такого не произошло бы. Вчера Инга не привела бы его сюда, чтобы загладить свою неосторожность, да и он с ней не пошел бы, не будь у него такого важного события на носу… Она просто извинилась бы, он пожал бы плечами, и разбежались бы там же, на месте, раз и навсегда.

Нет, друг Мэтью, это не просто случайность. А с этим кандидатом мы проясним ситуацию… Он-то сам без пяти минут доктор наук, между прочим.

В это самое мгновение что-то очень острое впилось в большой палец на его левой руке. Мэтью вскрикнул, отдернул руку и ругнулся. На подушечке пальца отчетливо проступила круглая темно-красная капля.

Дверь приоткрылась, и рыжая копна волос показалась в светлом проеме.

— Что случилось?

Осторожно, чтобы не запачкаться кровью, он развернул полотно рубашки на изнаночную сторону.

— Укололся чем-то…

Инга зашла обратно в кабинет, и Мэтью продемонстрировал ей висящую рядом с предпоследней пуговицей расстёгнутую булавку.

Она досадливо поморщилась.

— Вспомнила. Саша рассказывал, что носит булавки на всех своих рубашках. Что-то вроде суеверия. Прости, надо было предупредить тебя. Видимо, эта случайно расстегнулась.

Мэтью пососал палец и отмахнулся.

— Ерунда.

Он снял булавку и отдал Инге. Как мог, осмотрел себя, в отсутствие зеркала, руками загладил отросшую светлую челку назад. Рубашка была современная, чуть приталенная, без необходимости заправляться. Мэтью такие не носил. С другой стороны, он вообще рубашки не носил.

— Шикарно выглядишь, — она подмигнула, и Мэтью подметил, что глаза у нее вовсе не серо-голубые, а, наоборот, ярко-синие.

Он опять взглянул на часы. Теперь уж точно пора.

— Ну, я пошел.

Она кивнула.

— Удачи.

Мэтью надел обратно свой почти не пострадавший пиджак, поднял портфель с пола и понял, что если прямо сейчас не откроет рот и не скажет то, что сидит комом не то в горле, не то в груди, она пропадет из его жизни раз и навсегда. Все остальное может подождать.