Накануне свадьбы кое-что выяснилось. Я пытаюсь понять, что именно. Мне нужно время.

Я читаю текстовое сообщение. Потом еще раз. И еще. Мысль о том, что Джастин по-прежнему остается на связи… Путаясь в клавишах, быстро пишу, пока он не отключился: Сними трубку!

Я как завороженная смотрю на маленький экранчик, позабыв, что надо дышать. Секунд через тридцать на нем появляется многоточие, означающее, что Джастин набирает текст.

Я жду, но сообщения все нет. А потом исчезает и многоточие.

Возьми эту проклятую трубку! – снова набираю я, склонившись в столбе призрачного лунного света.

Точки снова появляются. Но потом так же быстро пропадают.

Я так быстро жму на клавиши, что допускаю ошибки, и мне приходится удалять неверно набранные символы. Я приказываю себе успокоиться.

Что происходит? Ты заболел? Скажи мне! Пожалуйста!

Нет, – незамедлительно приходит ответ. – Со мной все в порядке.

Тогда в чем дело?

Кажется, мои ноги начинают жить собственной жизнью. Сначала я спрыгиваю с кровати на пол, но тут же выясняется, что я просто не знаю, куда бежать и что делать. Застыв на месте, я вдруг понимаю, что меня всю трясет; мои нервы как натянутые струны.

Точки больше не появляются.

Я не понимаю, почему Джастин так себя ведет! Не понимаю, и все тут! Но если он не спит и отвечает в столь позднее время, значит, он готов к тому, что я попытаюсь вырвать у него это признание, иначе вообще проигнорировал бы мое сообщение.

Ты где? – вновь пишу я. – Ответь!

Я жду несколько мгновений, но, не получив ответа, набираю его номер. Телефон звонит без устали, но Джастин не поднимает трубку. Рядом со мной на тумбочке стоит стакан с водой. Я хватаю его и с размаху швыряю о стену. Он разлетается в разные стороны стеклянными брызгами, похожими на фейерверк. По-моему, звон стекла услышал весь дом.

А потом я вновь замечаю три маленькие точки.

Что бы ни писал Джастин, текст получается длинный. Точки уже целую вечность мелькают на экране. Я стою, словно парализованная, боясь пошевелиться. Сейчас он обо всем мне расскажет… и я наконец пойму, в чем дело… Мне хочется взглянуть на экран, но в то же время я боюсь этого больше всего на свете.

Тут передо мной всплывают три слова: Хорошо. Скоро. Обещаю.

У меня обрывается сердце. И это все? Не может быть! Я растерянно смотрю на экран; мне отчаянно хочется узнать правду, вырвать ее у Джастина, причем как можно скорее. Я жду, что он еще что-нибудь напишет. Но безрезультатно.

Поняв, что ничего больше не дождусь, я вновь кладу телефон на тумбочку и иду в туалет, стараясь не наступить на осколки. И, только вернувшись в спальню, вспоминаю о свадебных фотографиях.

Накануне свадьбы кое-что выяснилось. Эти слова эхом звучат у меня в ушах, словно какое-то боевое танго.

Налив себе новый стакан воды, я бегу к своему компьютеру. Теперь надо воспользоваться паролем, который дала мне Эйми. Еще несколько мгновений, и вот я уже смотрю на коллажи из десятков маленьких фотографий – бесчисленных свидетельств моего былого счастья: крошечный намек на свадебное платье, спереди похожее на смокинг, бледно-розовые пионы, смеющиеся лица, высокий и узкий стакан с шампанским, ослепительное, изумительное море…

Мы обвенчались в небольшой католической церкви на Святом острове. Джастин всегда утверждал, что не отличается особой религиозностью, потому что, по его словам, ни один Бог не отважился бы отнять отца у маленького мальчика, но на самом деле вера всегда была частью его натуры. Он по-прежнему ходил в церковь на Рождество и Пасху, а также в другие дни, когда ему нужно было отвлечься от мирской суеты и подумать. Мне импонировала эта его черта, хоть для меня самой церковь значила очень мало. Я никогда не ходила туда, даже ребенком. Я не имела ни малейшего понятия, венчались ли мои родители, потому что никогда не видела их свадебных фотографий; после того как отец нас бросил, мама уничтожила все снимки, на которых он был запечатлен.

Приехав сюда из Манчестера, я была до глубины души поражена тем, что дважды в сутки прилив отрезает остров от материка. Этим Святой остров волшебным образом отличался от Стокпорта, в котором я выросла. Я явилась сюда в первый же уикенд сразу после того, как трехмильный перешеек открылся для автомобильного движения. Было нечто непреодолимо притягательное в этом маленьком клочке суши с зелеными пастбищами, на которых паслись козы и овцы; с отмелями, заливаемыми приливом и обнажающимися во время отлива; с перевернутыми рыбацкими лодками на берегу и медового цвета домиками под терракотовыми крышами; с узенькими улочками, петляющими между зданиями. Помню, как сидела в одиночестве на скамье и, словно завороженная, вслушивалась в загадочную музыку ветра, поющего на склонах Чевиот-Хиллз, и в блеяние овец, изредка доносившееся до меня; более ничего: никаких других звуков слышно не было. На скалистом утесе примостился замок Линдисфарн, похожий на крепость, вылепленную детьми из песка. Постройка, которую, казалось бы, с легкостью мог смыть высокий прилив или растоптать какая-нибудь неугомонная собака, тем не менее благополучно стояла на своем месте еще с шестнадцатого столетия. Я читала о прошлом этого замка, о его многочисленных владельцах, один из которых стал основателем журнала «Сельская жизнь». Со стен Линдисфарна, подставляя лицо ветру, перебирающему ваши волосы, и вдыхая соленый морской воздух, можно было разглядеть на горизонте архипелаг Фарн. Будь вы писателем или художником, лучше места для вдохновения вам не найти. Если бы Уайет родился в Англии, он непременно осел бы на Святом острове и отыскал бы свою Кристину среди местных девушек, которые наверняка были столь же пленительными и неприступными.