Ох, зря он это сказал. Каждое напоминание о моих прошлых неудачах бесило меня всё больше и больше. Только раньше я не мог сделать вот так… И, размахнувшись, я ударил его кулаков лицо.

Епископ даже не закричал, а как-то хрипло крякнул, ударяясь затылком о каменную стену.

— И кто теперь неудачник, а?! — я изо всех сил пнул его ногой под рёбра. — Кто теперь неудачник?! А кто — король?!

Зал молчал, придворные оцепенели. Во всех взглядах теперь царили только страх и изумление.

— Я — король!! — провозгласил я, нанося ещё один удар хрипящему старику. — А этого неудачника — в пыточную. И проследите, чтобы он не вздумал там колдовать.

Несколько выживших стражников (кажется, они находились чуть в стороне, когда дед испепелил их товарищей, а потом предпочли не лезть на рожон) схватили воющего епископа с разбитым в кровь носом и потащили куда-то из зала.

— И эту захватите! — указал я на грудастую принцессу, глаза которой от ужаса чуть не увеличились до размеров грудей. — Только не в пыточную, а…

Я задумался. Такую-то красоту портить дыбой и раскалённым железом? Нет уж, это пустая трата материала. И потом, самая эффективная пытка — это психологическая.

— В мои покои, — определился я.

И да, никаких угрызений совести я не испытывал. Эта сука пыталась убить меня! И если бы только меня — они с епископом убили отца бывшего владельца тела, собирались подставить его жену!

А сэр Олди и другие, которых они просто прихлопнули в процессе? Нет, какая уж тут жалость.

А по поводу нашей с ней родственной связи… Тем более! Она была не моей сестрой, а сестрой покойного короля Геневиса. Да и то двоюродной. То, что я сейчас в его теле, ещё не делает меня им. К тому же, он, судя по всему, был тем ещё лохом.

Так что всё, что я испытал, когда стражники утащили принцессу — это мрачное удовлетворение. К ней и её наказанию я ещё вернусь, это я никак не сумею пропустить. А пока — более неприятные обязанности.

Я оглядел придворных. Самое паршивое было в том, что сделать им я ничего не мог! Они меня не атаковали, они не выдавали своего участия в заговоре (а взгляды к делу не пришьёшь, как говорится).

Нет, конечно, я мог приказать казнить всех подряд. Но тогда взбунтуются даже те, кто изначально был на моей стороне! Кроме того, при всей моей злости на них, я ещё не был готов совершить массовое убийство.

— Вы всё видели, — я снял корону и принялся осторожно выправлять зубцы. — И так будет с каждым, кто решит меня предать. Может, вы считали меня недостойным короны. Может, и я был другим. Но это было тогда, а сейчас — наступило новое время!

Я водрузил корону обратно (жест вышел довольно красивый). В глазах придворных читался испуг.

Да, они и правда считали меня глупым тюфяком и неудачником. Но вот я только что на их глазах… Воскрес из мёртвых, никак не отреагировал на разрушительное заклинание и победил могучего колдуна?! Причём обычным хуком с правой.

Короче, все в зале поняли: меня можно не любить, но связываться со мной — себе дороже.

— Ваше величество, — неожиданно очнулся какой-то благообразный старичок. Судя по некоторой отрешённости во взгляде — из тех, кого больше заботит не король на троне (такой мог легко застать ещё и моего прадеда), а чтобы не нарушался привычный распорядок дня. — В зале трупы. Прикажете их убрать?

— Проверить, есть ли среди них живые, — распорядился я. — Если найдутся — оказать первую помощь и найти, где там пропадает этот чёртов лекарь! Мёртвых — унести и похоронить с почестями.

Я огляделся. Разбитые стулья, лужи крови, миска со злосчастным салатом на полу…

— И это всё тоже убрать, — приказал я. — А мне принести свежей еды. Из-за этих заговоров я всё ещё голоден. Живо!

И мёртвая тишина разом обратилась новой суматохой. По залу забегали слуги; кое-кто из придворных умудрился смыться под шумок, но большинство всё же не уходили, пытаясь, видимо, понять, что же будет дальше и чего от меня ждать.

Я заметил, что в числе ушедших была и моя жена. Неужели она тоже была вовлечена в заговор? Или ей просто стало дурно от всего пережитого? Нужно будет повнимательней к ней приглядеться, поговорить… Но это потом.

Пять минут спустя, когда столы были подняты, и на них расставили новые кушанья, я сделал всем оставшимся знак сесть и поднял наполненный вином бронзовый кубок, украшенный сложным вензелем.

Мне было слегка страшно — я ведь не готовился к такому, никогда не думал о таком! Но настоящий король сказал бы речь. А значит, и я должен был сказать. Лишь бы не облажаться!

— Я надеюсь, что то, что произошло здесь сегодня — окончилось, — произнёс я. Все вокруг жадно ловили мои слова — от высокородных сановников до полотёра, что подчищал остатки отравленного салата. — Я надеюсь, что это так, потому что знаю — все вы верные дети своей страны и все хотите для неё только блага. И даже если кто-то видит это благо по-другому — пусть он помнит о власти решать, что дарована только королю. И тогда король будет помнить о его праве высказывать предложения.