— Да полно!

— Дубовая машина, хрен ты ее угробишь, — кивнул таксист. — Но задрочит любого! Ни дня без поломки! Что за чудо-техника, не передать словами… Зовут-то тебя как?

— Майк. Михаил то есть.

— Миша, значит… Ты как здесь оказался, Миша? На краю света?

— Иду из Порту… Эль Камино де Сантьяго, знаете?

— Слыхал… Кем работаешь, Михаил?

— Управляю компанией.

— Менеджер, значит, — понимающе кивнул таксист. — Помню, помню… Не знаю как щас, а в наше время управлять было просто. В любой сложной ситуации ищи кого отметелить с пользой для дела. Правильно нашел — проблема рассасывается как не было.

Майк удивился, но вспомнил, как сам ходил по офису с битой в руках.

— Иногда угроза даже эффективней «метели»…

— Как правило! — согласился толстяк. — Вижу, правильный ты менеджер!

Они оба рассмеялись.

— Давно вы сюда перебрались? — поинтересовался Майк.

— Да лет уж двадцать пять… В перестройку бросил таксовать, занялся кручу-мучу всякими… Нашел способ, рискнул, выгорело — и все, дальше можно не работать. Наших тут в Испании много! Кидняк — не западло, понимаешь? Особенно грамотно построенный…

— Понимаю, — ответил Майк, хотя не особенно понял, о чем идет речь. — Сейчас все по-другому.

— Да ладно? — изумился таксист. — Что, люди другими стали? Когда успели? Человек человеку волк, Миша…

— А чего в такси вернулись? — спросил Майк, чтоб не возражать. — Ностальгия?

— Отчасти… — усмехнулся водитель. — Пусть видят: беден, мол, баранку на старости лет крутит. У меня дочка в Назаре, внуки… Пусть ей останется.

В Назаре? Тут Майк вспомнил, что Джим говорил ему о справедливости и океане. Дескать, кто полез волну седлать, а права на то не имеет — тому капут. Значит, гибнут серферы в Назаре чаще обычного?

— Часто бываете там?

— А как соскучился — так и еду. Пятьсот километров — не расстояние. У дочки гостиница, ресторан русский. Водка, икра… Официантки в кокошниках промеж столиков семенят. Какие-то чемергесы в шароварах на уикенд выступают. Вприсядку под баян. Экзотика!

— Там, говорят, на зимних соревнованиях по серфингу люди вечно калечатся, тонут. Не слыхали?

— Убиваются редко, — пожал плечами таксист. — Народ-то и собирается на волны поглазеть да вдруг кого по скале размажет, чтоб не пропустить. По полгода потом обсасывают… Но этой зимой — тьфу-тьфу — бог миловал. Мне б дочка сказала, она там всё знает.

«Как странно, — подумал Майк. — То ли Джим ошибается, то ли мужик не в курсе».

Молчание затянулось. Водитель коснулся панели, и откуда-то сзади, прямо из-за спины, оттуда, где над задним сиденьем теснились динамики, заиграл аккордеон, а бодрый мужской голос запел об итальянской девчонке, которая всем нравится, но всех отшивает; причем запел так, как будто сидит здесь, в машине, и напевает специально для Майка и беглого русского за рулем.

— Альдо Конти, — прокомментировал водитель, — «Ладзарелла». Музыка, которую слушал подростком — это на всю жизнь!

И не успела отзвучать задорная песенка, как они приехали в Валенсу.

* * *

С этого момента препятствия на пути Майка в Сантьяго-де-Компостело исчезли. В гостинице он больше часа пролежал в ванне с горячей водой, но холод уходил из глубины его тела понемногу, по капельке, и длилось отогревание до самой ночи. В магазинчике напротив он купил и высокие непромокаемые ботинки, и термобелье, и перчатки с электроподогревом — отвалив за вещи сумму, достаточную для приобретения подержанного автомобиля.

Жадный торговец все норовил осчастливить неожиданного покупателя то треккинговыми палками раздвижной конструкции, то коньячной фляжкой из чистого — судя по цене — золота, то рюкзачищем, способным — если верить рассказу продавца — нести не только груз, но и самого путника.

Дождь, ветер и холод сопровождали Майка неотрывно — но уже как-то равнодушно, без настойчивости и задора, и даже не пытались всерьез уязвить хорошо экипированного путника.

Шагалось легко и быстро — остаток пути до Сантьяго занял неполных четыре дня — хотя Майк и не особо спешил. Стертая нога быстро заживала, начавшийся было герпес прошел бесследно. Внутренний голос беспокоился о других болезнях, связанных с переохлаждением, но помалкивал — и простуды не наступило.

Стало легко и на душе. Джули вспоминалась без боли, с благодарностью и щемящим ощущением ушедшего, но все еще такого памятного наслаждения. Он больше не ждал и уже не жаждал увидеть ее. Та женитьба на Эридании… Смешно и вспомнить! Такое ребячество, ей-богу… А ведь именно на свадьбе он в последний раз говорил с Лили, и ее уже точно не вернешь. Несправедливо!

«Тьфу, черт, прости господи, — подумал Майк, едва слово «несправедливо» прозвучало у него в голове. — Далась же мне эта справедливость!»