Шрифт:
— Я помню выстрел, — как под гипнозом повторяла я. — Кто-то стрелял в дедушку.
— Ты можешь предположить — кто это мог быть? Ты их знаешь?
Бред. Полный бред. Я отвечала на этот вопрос десяток раз, но люди, будто не хотят меня слышать. Какой ответ им нужен?
— Я была с вашим сыном и Колей Лагута. Только они были…
— Они ночевали дома, — резко бросил участковый, словно хотел всевозможными путями огородить своего сынишку от ответственности. — У ребят есть алиби.
— Это ложь, — возразила я. — Они были там.
— Ты ошибаешься, Злата.
Я едва держалась.
— Они были там!
— Нет! Их там не было! — настойчиво твердил он и тогда я все поняла.
Скажешь хоть слово — я убью тебя и твоего сопляка. Мне ничего не будет.
Несправедливость. Она повсюду. По всей видимости, Рыбин причастен к убийству дедушки, но всячески пытается это скрыть. Нет, это точно был он. Все, что до этого момента я считала дурным сновидением, было вовсе не сном.
— Как Федор чувствовал себя последнее время?
Я нахмурилась.
— В каком смысле?
— Я имею ввиду, он не мог самостоятельно свести счеты с жизнью?
— И оставить нас одних? — недоумевала я. — Он бы никогда так не поступил! Это было убийство! Я…
— Это уже не тебе решать, — грубо перебил он. — Следствие со всем разберётся.
Мое веко дрогнуло.
«Гори в Аду», — мысленно пожелала я.
— Кстати, это вам на первое время, — на стол упал газетный сверток.
— Что это? — проглотив болевой ком, спросила я.
— Деньги. Немного. Так, пока решается вопрос с опекой. Ты возьми, Злата. Пригодиться.
Это были грязные деньги. Всем нутром я чувствовала, что это не финансовая помощь. Что угодно, но только не она.
— Уберите. Мне не нужно. Мне ничего от вас не нужно. Мне нужна только правда.
Лицо Михаила Игоревича стало каменным.
— Не отталкивай помощь, Злата. О будущем подумай. О себе и о Пашке, — теперь его голос был угрожающим. — Ты ведь не хочешь, чтобы вас по детским домам распределили? Не факт, что до твоего совершеннолетия его не усыновят другие люди. Если ты пойдешь навстречу, обещаю, я сделаю все что в моих силах, чтобы вы остались здесь. У Федора, ведь, есть родственники, правда? Они не бросят вас, я уверен. Мы обязательно кого-нибудь найдем.
Сволочь. Его речь была подобна ядовитому шипению. Как же сильно он сейчас был похож на своего сынка. Яблоня от яблони…
— Так что, ты возьми деньги, Злата. А про ребят забудь. Их с тобой не было, хорошо?
Наши взгляды встретились. Там не было ни капли совести.
— Вот увидишь, через месяц все наладиться. Забудется. А деда мы твоего похороним. Всем селом. Люди добрые не бросят.
Горячие слезы покатились по моему лицу.
Ну, проснись же ты, Злата! Проснись!
Я знала, что, приняв эти деньги — предам дедушку, оскорблю его, опорочу память, но не лишусь брата. Что же мне делать? Как мне быть?
***
Проливной дождь не спешил заканчиваться.
Сегодня, родительская могила послушно приняла еще одного члена семьи. Теперь на сравнявшейся земле образовался свежий холмик, а вместо памятника красовался деревянный крест. Хотя нет. Скорее это были две балки, скрепленные несколькими гвоздями. Человек, выводивший фломастером годы жизни, допустил ошибку в дате рождения, зато мастерски прикрепил черно-белое фото на изоленту.
Проводить дедушку в иной мир пришло немного человек: участковый, Соколова и еще несколько соседских бабулек со своими внучатами. Пашку забрали родители Нины, дабы не травмировать ребенка еще больше. Я не понимала, как поступить правильно и согласилась с их предложением. Признаться честно, я вообще ничего не понимала. Ничегошеньки.
Я размазывала грязь под ногами, слушая беспрерывную молитву бабушки Софьи. Кажется, старушка была единственной из присутствующих, кто действительно горевал по дедушке. Все остальные смотрели на меня с укором, словно я была прямой виновницей сего мероприятия.
— Эх, Федор, как же так?
— Земля тебе пухом!
— Не переживай, соседушка, Бог накажет убийц. Им все вернётся.
— Ой, горе — горе. На кого ты нас оставил? Зачем из детей сиротинушек сделал?
В какой-то момент, к нам присоединились Семен и Нина. Подруга положила на могилу несколько пепельных ромашек и, закусив губу, встала в метре от меня. По ее лицу скатилась тонкая слеза, и я ответила ей тем же. Дедушка любил Нину, как свою родную внучку, и я была благодарна, что она пришла с ним проститься.
— Ой, горе. Почему Бог забирает самых хороших?
— Да уж, Федор тем еще трудягой был…
— Вечная память тебе!
Приложив ладонь к сырой земле, Семен молчаливо просидел на корточках несколько минут. О чем он думал? Не знаю. Но, парень, который ни на секунду не переставал улыбаться, сейчас был мрачнее нависших над нашими головами туч. Он скорбел.
— Вот, до чего чужие глупости доводят…
Стало так холодно, что горячее дыхание превратилось в густой пар. Люди стали расходиться. Напоследок, несколько рук коснулось моего плеча. Мне же хотелось остаться одной. Со своими мыслями. И, наконец, дать волю терзающим душу чувствам.