Эйвер!

Это лицо, то самое, виденное ею на балу, созданное магией Дитамара. Взгляд исподлобья, чёрные волосы, чёрные брови, карие глаза с затаившейся в их глубине янтарной искрой. Сердце дрогнуло, полоснуло болью, и она невольно дотронулась пальцами до портрета.

Какое гордое лицо! Красивое. Вот почему он не снимает маску. Боится. Того, что он будет ей неприятен, вызовет отвращение. И жалость.

«Когда люди видят такого, как я, они могут испытывать либо страх, либо отвращение, либо жалость. Так пусть уж лучше первое. Меня не нужно жалеть».

Он не хочет жалости. Он помнит себя таким, как на портрете. Но она не знала его прежним, этим красавцем с гордым взглядом. И поэтому ей всё равно, какое у него лицо! Она узнала его другим. Даже в маске. И ради него она готова жить с завязанными глазами, в сумерках, во тьме, если он захочет. Только бы быть с ним рядом, слышать его голос, чувствовать его прикосновения, его силу, тепло и жар его сердца. Она бы не смотрела ему в лицо, если он не хочет. Потому что Лейса была не права — она любит не его оболочку. А силу его души, доброту, терпение и благородство… Его сердце…

Как она сможет его забыть? Никак…

Как она сможет танцевать с ним сегодня, зная, что завтра её уже не будет здесь? Где ей взять сил, чтобы выдержать этот вечер?

Она отвернулась, чувствуя, как горло сдавливает железный обруч слёз. И торопливо пошла дальше.

Кайя переписывала письмо несколько раз. Рвала и бросала в камин. Что ей написать? Как ей выразить в словах всё то, что выразить невозможно? Наконец, решила, что не будет многословной.

«Эйвер!

Ты хотел, чтобы я уехала. И я уезжаю. Я хочу, чтобы ты был свободен, когда наступит день битвы за Лааре. И я очень хочу, чтобы ты в этой битве победил. Я постараюсь помочь, убедить отца отступиться в этой войне. Потому что я хочу, чтобы Лааре жил. И ты жил.

И я не буду с тобой прощаться — у меня не хватит на это сил. Ты — самое волшебное, что могло произойти в моей жизни и что произошло.

Я люблю тебя.

Кайя».

Что бы она ни написала, это не отразит и сотой доли тех чувств, той боли, что она испытывает сейчас. И нужны ли вообще слова?

Она посыпала письмо песком, подождала, пока высохнет, запечатала печатью мэтра Альда и спрятала в карман.

Взглянула в окно и замерла от удивления. За окнами библиотеки виднелся небольшой сад. Довольно запущенный, видно, что прошло много лет с тех пор, как самшитовые деревья кто-то стриг. В центре клумбы — розовые кусты в переплетенье старых веток, увенчанные редкими осенними бутонами. Из травы тут и там торчали высохшие стебли золотарника и поздние лиловые астры. Посреди всего этого увядания возвышалась огромная старая магнолия, уже сбросившая листья. И в прошлый раз Кайя видела в окно её голые чёрные ветви, воздетые к небу, словно в молитве.

А сегодня она была вся усыпана бело-розовыми цветами, похожими на звёзды.

Как это возможно? Осень ведь…

Она вышла из библиотеки и спустилась в сад. Прошла по заросшим аллеям к дереву и присела под ним на маленькую скамью.

Чему ты радуешься? Осень же, к чему твои цветы?

Кайя дотронулась до тёмной коры.

В Лааре снова вернулась жизнь…

Ответило дерево, роняя на неё свои лепестки, не то утешая, не то радуясь, не то жалея.

Надолго ли?

Маленький кусочек весны…

И Кайя осталась. Здесь её никто не найдёт, дерево не выдаст её, и это хорошо. Ей нужно побыть одной.

Когда солнце перевалило за полдень и во внешнем дворе раздались звуки горна — охотники вернулись, Кайя встала и торопливо направилась в свою комнату. Торжественный обед ожидает их перед балом, и на нём ей нужно сыграть ту роль, которую она обещала Дитамару.

Она всё обдумала и решилась. Она не будет ждать утра, она уедет сегодня же вечером, сразу после бала. Ей нужно торопиться, пока ловушка прошлого не захлопнулась за спиной у её отца. Пока те, кого она любит, не убили друг друга на потеху королеве. Она должна успеть рассказать ему всё.

В портретной галерее Кайя встретила мэтра Альда. Он был одет торжественно: в новом бархатном камзоле, белой рубашке с кружевом и туфлях с пряжками. Шёл быстро, почти бежал, неся в руках старую открытую книгу и придерживая рукой лист, что-то бормотал под нос.

— Мэтр Альд, добрый день! — улыбнулась ему Кайя.

— А! Девочка моя, ещё какой добрый день! Невероятно, правда?..

Он остановился, поправил очки, поудобнее усадив их на переносицу, и продолжил разговор, казалось, с самим собой:

— …Я даже представить не мог, что на моём веку такое увижу. Дай я тебя расцелую.

Он схватил её за руку и поцеловал, уронив очки, и она подхватила их на лету.

О, боги! Что с ним такое?

— Я и не знал, искал всю ночь, а оказывается, такое уже было! И вот нашёл в книге мэтра Башо! Эфе всё недоумевал, как же так? Откуда он взялся? И я должен ему это показать! Девочка моя, — он захлопнул книгу. — Ведь так похоже! Всё совпало!

— Что произошло? — спросила Кайя взволнованно.