Какая там дуэль – шляхтичи просто сразу выхватили сабли! В ту же секунду Княжнин резко двинул в их сторону стол, прижав обоих к стене. Массивная столешница упиралась в жупаны поляков пониже животов, не давая им сдвинуться с места, – с другого торца стол крепко удерживал ногами и одной рукой Княжнин. Другой рукой он удерживал Протазанова, не позволяя тому вынуть из ножен шпагу.

– Прекратите! Все было по правилам! Поручик, успокойтесь! – властно кричал он, но его не было слышно: пытаясь дотянуться до Протазанова, его карточные партнеры лупили саблями по столу так, что черепки от посуды подлетали вверх вперемешку с половинками карт, и уже невозможно было убедиться, вернув последнюю взятку, в том, что никакой карты пиковой масти Протазанов не придержал.

Пока Княжнину удавалось сохранять худой мир. Но только за этим столом. Зашумели и двинулись со своих мест другие посетители шинка, и это движение не предвещало ничего хорошего для «москалей».

К счастью, отыскался еще один миротворец, неожиданно оказавшийся очень авторитетным. Это был пятый игрок – Ян Килинский.

– Тише, тише, судари! Я следил за игрой и подтверждаю: все было честно! – сказал он, подняв вверх руку, и этого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание всех. – Пан Цвирка погорячился, и пан поручик вспылил. Давайте уберем сабли в ножны и выпьем мировую. Или разойдемся на этом.

Как ни удивительно, но к мастеру модной обуви прислушались: поднявшиеся с лавок опустились на место, а Цвирка со своим товарищем перестали впустую махать саблями, может быть, просто поняли, как смешно они при этом выглядят. Наверное, не даром башмачника Килинского выбрали радным магистрата.

Как только шляхтичи опустили сабли, Княжнин перестал давить их столешницей.

– Спасибо, пан Килинский. Мы с паном поручиком уходим, – сказал он, бросая на стол монету. – Ежели мало, заплатит пан Цвирка. Он мне проиграл.

– Стало вам охоты задирать этого сумасшедшего поляка, – с укором сказал Княжнин Протазанову уже на улице.

– Честное слово, Дмитрий Сергеевич, было бы с кем церемониться! Цвирка – на заднице дырка… – в запале оправдывался поручик.

– Ладно уж. Славно попили пивка! Короля бубнового вы хорошо снесли. Рад, что мы с вами друг друга понимаем. Так что потрудитесь, поручик, завтра поутру мне представить доклад, как вами организована караульная служба в посольстве.

С утра Княжнин снова был в приемной у Игельстрома. Дожидаясь, когда ему будет позволено войти, он немного поболтал с адъютантом посланника, казачьим хорунжим, об особенностях службы на восточных рубежах империи. О предметах, интересовавших сейчас Княжнина гораздо больше, он не считал возможным говорить в присутствии поляков. Вот уже два десятка лет фактическим королем Речи Посполитой был не Станислав Август, а российский посол. Дожидавшихся аудиенции было так много, будто у державных сановников Речи Посполитой, почти открыто состоящих на содержании у российского правительства, нынче был день выплаты жалования.

Однако они так и остались терпеливо дожидаться дальше, когда Княжнину велели зайти к посланнику.

Тот благоухал так же, как и накануне. К счастью, знакомство с польской кухней Княжнин вчера решительно оборвал и теперь выглядел тоже вполне свежо. Казалось, это было весьма существенно для Игельстрома, который чуть ли не со всех сторон придирчиво осмотрел Преображенского капитан-поручика и, кажется, остался удовлетворенным.

– Вот человек, который один стоит целого корпуса! – проговорил он театрально, вызвав у Княжнина недоумение. Когда Княжнин не знал, что ему ответить, он молчал. Тогда продолжил Игельстром:

– Я ведь просил у графа Зубова прислать мне войск, ибо в любой момент может возникнуть в них потребность, а он прислал мне одного тебя. Нужно ли сие воспринимать как намек на неудовольствие мною со стороны графа, который теперь взялся руководить польскими делами?

– Я не могу об этом судить. Но, полагаю, решение о переводе целого корпуса во власти только государыни. И я, конечно, не стою корпуса или батальона. Чего я стою, вы, ваше превосходительство, решите сами, сделав мне поручения.

– Вот и славно. Теперь и поговорим о первом поручении, оно для тебя готово, – сказал Игельстром, торопясь вернуться за стол. Раздражение из-за подозрений, что Княжнин прислан сюда Платоном Зубовым в насмешку над его просьбами о подкреплениях, в нем быстро сменилось оживленно-приподнятым настроением, в котором Княжнин застал посланника накануне.

– Вот послушай, – сказал Игельстром и начал читать сначала сидя, а потом, все более воодушевляясь, поднявшись и размахивая перед собой листком с четверостишиями: