Имея приказание занять Яицкий городок регулярной командой, генерал-майор Фрейман не решился ввести в него всего отряда, так как внутри его, а особенно снаружи, валялось несколько тысяч трупов павшего скота, разлагавшегося и заражавшего воздух. Приказав свезти падаль в одно место и зарыть ее в глубоких ямах, Фрейман подошел с отрядом к самому городку и стал подле залива реки Яик.

Занимая в окружности 8 верст и 300 сажен, Яицкий городок имел до 4 тысяч дворов, весьма тесно построенных, из коих 128 оказались совершенно пустыми после убитых и разбежавшихся по хуторам и поселкам; жителей обоего пола считалось в войске более 30 тысяч человек, из коих, считая с форпостными, было до 12 тысяч таких казаков, которые могли сесть на коня. «В сем городе каждому беглому пристань открытая, – доносил Фрейман, – из которых пред прибытием моим ушло под видом работников более 2000 человек, однако человек до 30 командами моими переловлено. О жителях донесть нахожу, что все раскольники и никто в церковь не ходит; старшин и прочих чиновных я к тому принуждал. Они все по дешевизне у них вина пьяницы, не исключая и женский пол; к работам ленивы, хлеба не пашут, а живут от рыбных доходов, с которых каждый казак до 200 р. в год получает, и от множества скота и лошадей, по имению излишних на сенокошение лугов».

Укрепив свой лагерь, генерал-майор Фрейман отправил в городок по нескольку рот 6-й и 7-й легких полевых команд с двумя сотнями оренбургских казаков, которые и расположились лагерем на площади: правый их фланг был примкнут к валу, на котором насыпана была батарее «такой вышины, что весь городовой вал до самой реки Чаган ядрами очищать способно было». В средине городка был укреплен каменный дом сотника Семена Тамбовцева, при котором устроена гауптвахта и расположено 120 человек пехоты с двумя орудиями; вокруг всего города поставлены пикеты, а внутри, днем и ночью, производились разъезды, наблюдавшие, чтобы не было сходок и собраний. Назначив старшину Тамбовцева полицеймейстером и избрав старшин, сотников и десятских, Фрейман приступил к переписи, но казаки всеми мерами старались уклониться от новой ревизии и скрывали действительное число в семействе: в числе малолетних десяти лет они показывали таких, которые имели трех и более детей. Фрейман приказал свидетельствовать каждого, и дело переписи затянулось. В это время он получил высочайшее повеление об уничтожении войсковой канцелярии.

«Вошед в городок тем или другим образом, – писала императрица оренбургскому губернатору Рейнсдорпу [172] , – генерал-майор Фрейман должен учинить следующее: 1) учредить в нем коменданта с гарнизоном, которому и поручить надлежащее правление для восстановления тишины и порядка до времени; 2) отрешить вовсе войсковую канцелярию, а на место ее установить новое правление, объявя всем и каждому, чтоб они сему новому правлению повиновались и что с ослушниками поступлено будет, как с нарушителями общего покоя; 3) избрав в коменданты надежного человека, который бы твердостью и благоразумием своим в состоянии был всех содержать в порядке, рекомендовать ему прилежно, чтоб он всем в тишине живущим отдавал правосудие, а для пресечения способа к скорейшему собранию мятежников запретил бы бить в городке в набат без своего позволения».

На основании этого повеления генерал-майор Фрейман назначил командира 7-й легкой полевой команды полковника Симонова комендантом города. Войсковая канцелярия была упразднена и заменена комендантской канцелярией. В помощь Симонову были назначены старшины Мартемьян Бородин и Мостовщиков; а в должность экзекутора один из обер-офицеров. Казачий круг уничтожен, и в набат бить запрещено навсегда, а начальники могли быть собираемы в комендантскую канцелярию только по барабанному бою.

Поручив полковнику Симонову все дела по управлению войском, Фрейман с остальными войсками отправился в Оренбург. Яицкий городок опустел; часть населения рассыпалась по степи и хуторам, а другая была арестована и отправлена в Оренбург в следственную комиссию под председательством полковника Неронова. Число арестованных казаков было так велико, что в оренбургских тюрьмах не было уже места, и их рассадили по лавкам гостиного и менового дворов; тюремные избы, гауптвахты, подвалы домов были переполнены арестантами, подвергаемыми пыткам и допросам с пристрастием. Оставшиеся в городке страшились за свою участь и ежедневно ожидали, что, по оговору товарищей, будут арестованы. На всех лежала печать уныния и отчаяния, как вдруг по всему Яику распространился слух, что в том самом Московском легионе, от службы в котором так упорно отказывались яицкие казаки, появился император Петр III, обещающий защиту всем угнетенным и обиженным [173] . Слух о появлении Петра III не был ни для кого новостью; русские люди давно свыклись с тем, что покойный император жив, что он скрывается и рано или поздно должен «объявиться». Казаки особенно сочувственно отнеслись к этому слуху и, надеясь на лучшую будущность, встрепенулись.

Назначение в состав Московского легиона казачьей команды от Волгского войска. – Формирование команды. – Слух, что в числе записавшихся находится император Петр III. – Волнения в войске Донском. – Арест войскового атамана Степана Ефремова и ссылка его. – Самозванец Богомолов и его сообщники: донские казаки Семенников и Серединцев и малороссиянин Певчее. – Происшествия в Царицыне и в станицах войска Донского. – Наказание Богомолова и ссылка его в Сибирь. – Записка императрицы графу Чернышеву. – Меры, принятые на Дону к поимке Семенникова.

Освобождая Яицкое войско от службы в Московском легионе, императрица повелела избрать для того других казаков. Военная коллегия первое время не знала, на какое именно войско возложить легионную службу, но прибывший в Петербург атаман волгских казаков Макар Персидский вывел ее из затруднения. Он заявил, что если будет дозволено, «то готов он, так как и все того войска старшины, набрать всю Московского легиона казацкую команду из казаков Волгского войска, охотно в оную команду вступить желающих» [174] . При этом атаман Персидский просил определить в ту же команду внука своего, походного атамана Григория Персидского, таким чином, «как за благо признано будет».

Утвердив представление Военной коллегии, императрица 20 июня 1771 года собственноручно написала: «Григория Персидского принять офицерским чином, а войсковому атаману Персидскому за ревность и усердие его жалуем саблю».

Получив высочайшее повеление и штат казачьей легионной команды, Персидский в сентябре 1771 года выехал из Петербурга с тем, чтобы набрать казаков и отправить их в Симбирск к генерал-майору князю Прозоровскому, назначенному вместо Баннера командиром Московского легиона [175] .

Прибыв в Дубовку, войсковой атаман поручил внуку своему Григорию Персидскому, переименованному в ротмистры, приступить к формированию казачьей команды и записывать в нее всех желающих.

В 1732 году, по указу Сената, были вызваны охотники из донских казаков для поселения и защиты так называемой царицынской линии, и в 1733 году 1057 семей желающих были поселены в окрестностях Дубовки и реки Балыклее [176] , на пространстве между Камышенкой (Дмитриевском) и Царицыным, и образовали Волгское казачье войско.