А папа – все остальное: мячик, возня, солдатики, настольный хоккей и т. д. и т. п. То есть такое подсознательное разделение: папа – жизнь и веселье, мама – занудство.

И дошло до меня: станет ли дальше от моих детей Бог, если я просто буду их любить? Просто буду дарить им свое драгоценное время! Играть в их игры, выслушивать их болтовню, отвечать на их вопросы… А проповеди? Ну, во-первых, каждый день нашей жизни – проповедь. А во-вторых, наши 10–15 минут перед сном для молитвы и… всего, чего бы мы ни захотели, – никуда от нас не денутся!

А. Е.:

Больше десяти минут, даже в самом возвышенном настроении, эти маленькие проныры не могут выстоять спокойно. Душно, ничего не видно из-за спин, но крепкая мамина рука не выпускает. И вот, наконец, распахиваются сияющие врата и торжественный голос провозглашает: «Святая святым»…

В начале минувшего века известный писатель и философ В. Розанов сравнивал современную ему Церковь со шкафом, придавившим живую человеческую жизнь и веру. Маленькому ребенку кажутся особенно тяжелыми многоступенчатые службы и обряды Православной Церкви. Как вводить малыша в храм, как рассказать ему о вере? Как научить любить красоту Божественных служб, не навредив, не оттолкнув, не переусердствовав?

А что у вас?

Минувшим Великим постом я была на Таинстве Елеосвящения, или соборовании. Рядом со мной все время простояла маленькая девочка, которая «просто» была рядом с соборующимися родителями. Она не хотела сидеть, хотя родители ей сто раз это предлагали, называя ее вредной. Она просто очень стеснялась сидеть без них. Мать, кроме того, постоянно одергивала ее: то она вяло крестится, то не слишком низко кланяется. Надо ли говорить о том, что я сама стояла как на иголках, потому что мне было безумно жалко ребенка. Почему родители не могли сходить на соборование по очереди? Это Таинство совершалось каждую неделю…

Бедные-бедные наши дети. Зашиканные, задерганные, заранее осуждаемые за свой живой нрав и нелицемерное поведение. И туда им нельзя, и сюда, и то нельзя трогать, и се. И побегать после причастия неприлично, даже на улице: «Ты же только что причастилась!» Хотим сделать их такими маленькими «благочестивыми» старичками и старушками. Не мудрено, что мы полностью отбиваем нашим детям охоту идти в церковь – причем на всю жизнь.

Почему им нужно стоять тихо, если они ничего не понимают, когда читают, например, Евангелие? Даже я не понимаю и не слышу, просто узнаю по некоторым долетающим отрывкам, какое место читают. А они?

Большинство современных взрослых о Боге и Церкви в детстве ничего не знали. Никто не будил их рано утром в воскресенье – «к Причастию», они не визжали от радости, окропленные на Пасху святой водой. Они видели Бога разве только на сатирических картинках, в виде дедушки, восседающем на облаке. Нынешние дети живут во время, когда «железный занавес», отделяющий Церковь от мира, рухнул, и тысячи людей смогли войти в ее широко открытые двери. Уникальность и одновременно рискованность этого периода заключается в том, что взрослые устремляются в храм, крепко держа за руку своих детей.

С одной стороны, – здорово, когда мама во всем разбирается вместе со своим маленьким ребенком: бить или не бить земные поклоны, целовать или не целовать руку священнику… Это очень сближает, в некоторых случаях сводя на нет проблему отцов и детей. С другой стороны, ошибаясь, спотыкаясь, падая и снова вставая, взрослые учатся на своих ошибках, а дети только безвинно страдают. Хорошо, если мамы и папы быстро разберутся в новом для себя мире – мире священников и свечниц, панихид и акафистов – и успеют выработать свою линию поведения, восприятия и воспитания прежде, чем перегрузят ребенка многочасовым пребыванием в храме и подле него. А если нет?

Наша родительская проблема заключается в том, что мы не имеем достаточно сил и знаний, чтобы самостоятельно познавать новую для себя науку – жизнь в Церкви. Как палочку-выручалочку, как «сим-сим-открой дверь», мы толкаем впереди себя своих доверчивых чад. Нам по сердцу атмосфера храма: свечи, пение, нас тянет сюда, и мы ведем в церковь наших деток: причащаем, помазываем елеем, подводим под благословение. Не понимая, что вера может существовать только как активное, двустороннее действие: Бога и самого человека. Что жизнь в Церкви предполагает НАШЕ непосредственное участие. Сначала мы сами должны понять, что такое Церковь, Причастие, молитва, и лишь потом, выслушав все замечания, сделав выводы в результате собственных ошибок, то есть приобретя личный опыт, – осторожно вводить в храм своих детей.

Часто людей в Церкви привлекает лишь обряд. Особенно – женщин. Им нравится одеться «по-православному», купить свечей, истово креститься, даже стоять на коленях. Прекрасный пол быстрее все это воспринимает. С мужчинами – сложнее, их церковные обряды, скорее, отпугивают. Но сверхправда и для тех, и для других в том, что, если кроме обряда в Церкви ничего не увидеть, – он всегда будет камнем преткновения между родителями и детьми, мужьями и женами, «неверующими» и «воцерковленными» родственниками. Человек, пришедший в храм, должен искать: узнавать, читать, молитвенно вопрошать и стараться услышать ответ – в чем суть веры, молитвы, Таинств? И только изнутри поняв это, надевать сверху обряд, как красивую, драгоценную одежду. «Ибо Я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений», – предельно просто и ясно говорит нам об этом Господь (Ос. 6, 6).