Они смотрели друг на друга ещё пару минут. Потом Маркус отделился от стены и пошёл к выходу.

— Маркус… — услышал он из-за спины и очень тихо: — Прости…

Но патриций не обернулся.

Благодаря конюшням Маркуса у отряда были хорошие лошади, и вся дорога к храму заняла почти неделю. Пять дней из шести патриций и валькирия не разговаривали. Клемента пристально следила за мрачными выражениями их лиц. Сант, казалось, не был озабочен происходящим вообще — его куда больше волновали сокровища, ожидавшие путников впереди. Вайне если и думала о чём-то, то ничего не говорила. Уже на второй день Маркус смирился с её присутствием в отряде, потому что выяснилось, что кто-то должен собирать хворост, разводить костёр и готовить еду. Если с костром Риана справиться ещё могла, то едой заниматься не хотел никто. Кроме того обнаружилось немало других утомительных обязанностей наподобие чистки плащей и сапог — Сант категорически не мог переносить присутствие грязных пятен на себе. Вайне, похоже, тоже не имела опыта в такой работе, но спрашивать её никто не стал. Даже Риана приняла такое распределение обязанностей как должное. Когда же впервые за время путешествия Маркус заговорил с ней и заметил, что удивлён, та лишь ответила:

— Каждый должен приносить пользу.

Разговор угас так же, как и начался. Маркус ушёл на свой конец лагеря, а Риана долго смотрела на него, но так и не подошла.

Последний привал было решено устроить, когда храм, венчавший скалистые пики гор, уже виднелся вдалеке. Утёс, на котором он стоял, обрывался в море, свинцово серые волны пенились, разбиваясь о него, а небо над каменными стенами было чёрным как ночь.

С каждым днём путешествия становилось всё холодней. Непривычные к такому климату даэвы только и делали, что кутали руки в плащи и тёрли друг о друга. Маркус впервые радовался тому, что камзол сшит из такой плотной ткани, однако муки холода не минули и его.

Все трое сидели у костра, каждый со своей стороны, и никто не горел желанием говорить. Риана в отдалении учила Вайне свежевать подстреленную птицу, но та схватывала с трудом. Наконец, урок худо-бедно подошёл к концу, и Риана на какое-то время замерла, глядя на Маркуса. Тот отвёл взгляд, поднялся и пошёл в темноту.

Валькирия нагнала его в двух десятках шагов — там, откуда остальные путники уже казались лишь смутными тенями в ночи. На минуту остановилась, вглядываясь в чёрный силуэт. Маркус стоял, ссутулившись, и потирал озябшие ладони.

Риана зажмурилась на мгновение, а затем решительно шагнула вперёд и поймала его кисти в свои руки. Старательно не поднимая глаз на даэва, принялась согревать их.

— Тебе нужно было взять перчатки, — сказала она. Маркус не отвечал. Молчание стало настолько нестерпимым, что Риане пришлось поднять глаза — и тут же она встретилась с пристальным взглядом зелёных глаз. Этот взгляд прожигал насквозь, он был усталым и больным, как будто Маркуса не первый день терзала лихорадка. Риана молчала, чувствуя, что имеет отношение к тому, почему стали такими эти глаза, и не в силах подобрать слов.

— Впрочем, теперь этого уже не поменять, — сказала она. Отпустила руки Маркуса, развернулась и быстрым шагом направилась обратно к костру.

Несмотря на холод спали все тоже достаточно далеко друг от друга, чтобы даже случайно не соприкоснуться рукой. Клемента не привыкла к дальним дорогам и засыпала быстро, едва опустив голову на свёрнутый валиком плащ. Сант мог подолгу смотреть на звёзды, но о чём он думал — не знал никто.

Маркус же спал так же плохо, как и в городе. Ворочался с боку на бок и время от времени вставал, чтобы вглядеться в горизонт и рассчитать дальнейший путь.

Той ночью рассчитывать было уже нечего — оставалось подняться по спиральной дороге, ползущей по склону горы. Но Маркус всё равно не спал. Слова Рианы и её ненависть не давали ему покоя все прошедшие дни. Однако он не мог заставить себя отказаться от навязчивой идеи, копошившейся в груди. От желания касаться валькирии, смотреть ей в глаза и прижимать к себе.

Поднявшись на локте, патриций замер, глядя на то, как она спит. То был редкий случай, когда Маркус получил возможность наблюдать за её сном, потому что в большинстве случаев Риана охраняла его. Сейчас же по негласному согласию все решили, что важнее отдохнуть, чем тратить силы на подозрения и осторожность.

Риана лежала на боку. В тусклом свете гаснущего костра Маркус видел, как мечется жилка на её шее.

Патриций придвинулся чуть ближе, заглядывая в её лицо. Невольно надеясь, что то расслабится и станет спокойным хотя бы во сне — но этого не произошло. Зрачки Рианы метались под тонким прикрытием век, зубы то и дело сжимались. И так же беспокойно сжимались в кулак пальцы, лежавшие на плаще.

Маркус испустил шумный вздох. Он почти что хотел, чтобы Риану разбудил этот звук, но та не шевельнулась.

Тогда даэв придвинулся к ней вплотную и обнял. Положил голову на плечо.

Риана замерла в напряжении, в одно мгновение вырываясь из тягостного сна. Мышцы напряглись, приготовив тело к броску.

— Это я, — прошептал Маркус и, закрыв глаза, спрятал лицо у него в плече. — Я не причиню вреда.

— Маркус… — дрожь пробежала по телу даэва при звуках собственного имени, потому что в этом коротком выдохе было всё: боль и надежда, страх и желание, которое Риана так старалась отрицать. Прижимаясь к спине валькирии патриций чувствовал грудью, как сильно и быстро бьётся её сердце.