В общем, я признал собственное несправедливое отношение к местному радио. При определённой фантазии и нужном взгляде на вещи подтверждения словам госпожи Крамцевой попадались на каждом шагу.

Далее, я стал свидетелем совсем уж из ряда вон выходящего события. Свинцовые тучи расступились. Почти минуту город купался в солнечном свете. Весёлые лучи раскидали по лужам праздничные блики, коснулись лиц прохожих, лизнули фасады домов.

Я застыл на месте. Калиновск не часто выглядит так приветливо. Даже я сказал бы, не часто так оживает. Парадокс, но в дни, когда здесь не идёт дождь, небо всё равно задёрнуто облаками, заводские трубы и горящие помойки делают атмосферу похожей на последний день Помпеи. Оттого и на лицах горожан чаще, чем другие эмоции, можно встретить агрессию или обречённость.

Солнце, спохватившись, спряталось за облаками. Моментально разразился мелкий дождь. Вернулась привычная серая дымка. Я обошёл площадь по периметру. Двое помятых мужичков укрывшихся за памятником проводили меня тупым взглядом. Один держал за горлышко початую чекушку, другой, отвернувшись к обелиску, возился с ширинкой.

Я миновал любителей зодчества, но чувствовал спиной мутные глаза, пока не свернул за угол. Ирония судьбы, я оказался во дворе того самого дома. Дома, с которого всё началось. Или вернее, на его крыше всё кончилось.

В ту ночь кто-то из припозднившихся жильцов, наткнулся на её тело. Вызвал милицию. Меня нашли на крыше час спустя. Говорят — придя в себя, я бросился на следователя. Обвинял его, что он толкнул меня. Я этого не помню. Словно из тумана всплывает больничная палата. Невероятная тяжесть в голове. Частые приступы, когда глаза от боли лезут из орбит, а в висках колотит взбесившийся молот. Невзрачный человечек — двойник Барыбина — пытающийся выяснить, что произошло в ту ночь, в каких отношениях мы были с потерпевшей, не употребляли ли мы определённых веществ. Потом слякотный день — конец февраля или начало марта — пустая квартира, объёмная фура. Меня увозили от греха подальше. Так решила семья. Ещё несколько встреч с невзрачным человечком. Армия… И всё! Другая жизнь. Жизнь без прошлого. Жизнь, где воспоминания тщательно законсервированы и упрятаны на самые дальние полки. Но кто-то или что-то затронул старые запасы. Когда? На вокзале? В доме Игоря? Или они всегда были со мной? Гонимые и отбрасываемые пасынки памяти, они всё-таки нашли способ заявить о себе.

Где-то здесь лежало её тело. Заляпанный грязью жёлто-синий «уазик» плевался фиолетовы-ми вспышками. Водитель дремал, откинувшись на сидение. Второй человек, я разглядел тусклые звёздочки на погонах, брезгливо тронул её носком ботинка.

— Готова! — крикнул он напарнику. — Черепушка вдребезги. Связывайся с дежуркой.

— Вот ещё забот не хватало, — водитель потянулся и взялся за рацию.

В это время, я лежал на крыше, а чуть ниже у выхода с чердака притаились три тени.

— Зачем? Зачем? — испуганно подвывала одна. — Мы же на это не договаривались!

— Молчи, урод! — шипела другая. — Шёл бы и сам разбирался! А то, как до дела дошло — я не могу, я не умею, она меня возненавидит. Теперь ноешь — зачем, почему? Вышло так!

— Главное ментов проскочить, — рассуждала третья, самая спокойная. — Подумают всё на её дружка. Ему, кстати, пульс пощупали. Вдруг выживет. Может, сгонять?

— С ума сошёл?! — зашикали двое других. — А если менты?! Надо задницу уносить, а не пульс щупать! Как теперь из дома выйдем.

— Зачем выходить? — усмехнулся хладнокровный призрак. — Перекантуемся на крыше лифта, пока всё не успокоится.

Тёмные силуэты растворились в глубине чердачного помещения. Проклятие! Я почти разглядел их! Неужели… Не может быть! Зачем им нужно было это делать?! Но с другой стороны… Я ничего не понимаю!

Порыв холодного ветра разогнал видения. Ощущения такие, словно на макушке перекололи килограмм орехов, а потом ещё добавили пыльным мешком. Если всё увиденное правда, то я знаю, кто был там. То-то вы так засуетились, господа хорошие! И ещё одно — серебряной молнией в мозгу вспыхнула недавняя сцена.

— Я ведь всё знаю, — говорила при встрече Алла Александровна. — Ты обещал вернуться. Ты вернулся.

Старуха не могла этого знать! Первый и последний разговор о возвращении и побеге из городской трясины состоялся на ночной крыше. Она не могла знать о нём. Если только… Бред! Семидесителетняя старуха карабкающаяся на чердак! Чепуха! Но откуда она знает? Что за скелеты прячутся в шкафу милейшей Аллы Александровны?!

Я задрал голову. Вот он карниз, на котором завязался немыслимый узел. В шею словно вбили клин. Я не мог двинуться. Хотелось кричать от ужаса. На фоне серого неба чётко вырисовывался девичий силуэт. Она стояла на самом краю. Я бросился к подъезду. Вот она обещанная встреча! Вот то, ради чего я здесь очутился! Всё начнётся там, где было безжало-стно разорвано!

Что начнётся?! Я не знал! Я даже забыл о мести! О страшной мести убийцам. Я ведь их почти уже вычислил. Она на крыше! Она ждёт меня! Ни о чём другом я думать не мог!

Никогда раньше не волновало меня количество ступенек в высотном доме. Теперь, спотыкаясь, я отсчитывал каждый десяток собственным дыханием. Миллион острых иголочек впивались в лёгкие (вот они, две с половиной пачки сигарет в день), одежда взмокла от пота. До чердака я добрался в состоянии близком к разобранному. Пинком открыл дверь. Вывалился на крышу.