Ольгун пытался привлечь ее внимание, но она отмахнулась.

— …от кого? Многие, кого я злила, просто ударили бы меня тяжелым. Или подожгли. Или…

Божество махало руками и кричало, что впечатляло, ведь у него не было конечностей или голоса.

— …ударить меня чем-то горящим. И как вообще? Как они нашли это место?! Откуда узнали…

Треск силы в воздухе вокруг Виддершинс, и Ольгун почти потащил ее к кровати. Иначе и не опишешь, ее словно зацепили крюком — не глаза, а зрение и слух — и потянули туда.

— Ай! Ольгун, что ты…?! Что? Нет, я уже близко к трупу… Ох, ты… ладно!

Ворча, чтобы отвлечь себя от страха и отвращения, Шинс подошла к кровати и склонилась, глядя на труп внимательнее, чем хотелось.

— Хорошо, я тут. Это… — что-то маленькой и черное с множеством лапок убежало из-под кожи за кровать. — Что там такого важного? — процедила Виддершинс. — Я уже хотела уйти отсюда.

С пугающей мягкостью после настойчивости Ольгун направил ее внимание на голову.

Она ничего не понимала. Улыбка и зияющие глазницы были неузнаваемы. Лицо, если его можно было так назвать, ничего не значило.

Но было что-то в форме головы. Она что-то вспоминала, это стучалось в дверь ее сознания, и она понимала, что не хотела открывать.

— Ольгун… — она умоляла, даже не зная, из-за чего. Волны сочувствия охватили ее, разбились о напряжение в ее душе.

И она заметила — позволила себе заметить — тусклые цвета одежды трупа. Они когда-то были темно-красными, темно-синими и лиловыми.

Крик пронзил ее уши, ужасно громкий. Ее горло горело, но Виддершинс не могла понять, что кричала сама. Как безумная, она сорвала одеяло, отбросила в сторону. Она отчаянно впилась в ладонь трупа. Кожа облетала в ее пальцах, цеплялась за ее одежду, но ей было все равно. Не было отвращения, не было ничего, она хотела ошибаться.

Но не ошиблась.

Кольцо упало со стуком, забрав палец с собой. И на нем была печать, которую она знала.

Голова льва в маске.

Дрожа, с точками перед глазами, Виддершинс отшатнулась от кровати. От кровати и тела самого доброго человека, которого она знала, ее приемного отца во всем, кроме имени. От Александра Делакруа.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Она не могла дышать. Не могла думать. Крики и всхлипы, будто раненый зверь бросался на все, что было рядом. Дыры на перчатке, царапины на плоти под ней, алые ручьи лились на грязные половицы. Она едва замечала это, а потом лишь смутно поняла связь между этой ночью и неровной дырой в хлипком дереве стены.

Ее желудок пылал. Комната накренилась, и она не понимала, как не упала на пол. Она повернулась, пытаясь бросить мечом через комнату, но от поворота ее занесло, и она упала на пол. Там она лежала, грудь вздымалась, по лицу стекали пот и слезы. Крики сменились тихим скулением.

И она ощутила прикосновение Ольгуна, его безумные попытки утешить ее, успокоить. Слов не было, а эмоции в ней казались далекими и лишенными значения.

А потом она ощутила огонек ярости за ними. Божественный гнев питал и питался ее гневом, ревущим под поверхностью. Гнев, которым Ольгун с трудом управлял, пока утешал ее.

Этого хватило. Если он так старался ради нее, она могла ответить тем же. Она не радовалась этому, но ей нужно было взять себя в руки.

Сжав мебель, она дышала медленно, хоть и хрипло, встала, шатаясь. Она проверила меч и раны. Отвела взгляд и нащупала кольцо. Она сняла его с отломанного пальца, вытерла о край простыни и надела на свою руку. С перчаткой ее палец подходил под кольцо, оно почти не скользило.

Тогда она позволила себе — или заставила? — посмотреть на кровать. Эмоции кипели в ней, она подавляла их, пока они не утихли.

— Я найду того, кто сделал это с вами, Александр. И убью его.

Виддершинс еще никогда так не говорила о смерти. Она убивала, но когда ее вынуждали. Но ее обещание было холодным и твердым, как камень.

Она бережно заперла дверь, уходя, хоть это никого не остановило бы. Шорохи доносились из других квартир в коридоре. Ее крики точно привлекли внимание, но людям хватало ума не открывать двери, пока они не убедятся, что тут безопасно.

Насколько было возможно безопасно.

Одна дверь открылась немного, было видно тьму и белое отражение любопытного глаза. Шинс прорычала что-то невнятное, и дверь быстро закрылась.

На лестнице она не топала, но и не шла осторожно, как раньше. Лестница скрипела и стонала, грозилась рухнуть на стене. Шинс не замечала, ей было все равно.

Небо наверху, когда она посмотрела туда в поисках подсказок, было без звезд. Серое на черном, ночь и тучи. Луна, яркая и чистая за тучами, была для нее лишь пятном краски светлее среди тьмы.

Это подходило. Мир сегодня был в тенях, черный, как мысли и намерения Виддершинс.

— Не знаю! — рявкнула она на робкий вопрос напарника. Она знала, что слышала в его не-голосе, как он заставлял себя успокоиться, делил ее ярость, уравновешивал ее. Помогал ей вернуть контроль над собой.