— А, по-моему, замечательное имя! Ничем не хуже Чикиты. Хотя, ты, конечно, крошка, соглашусь! — Иногда Раиса вспоминала, что по возрасту годилась капитану в матери, и тогда её голос приобретал покровительственные нотки. Ненадолго.

Капитан на шпильку подруги особого внимания не обратила, она по-прежнему изучала тылы техника: — Вот ты мне скажи, Райка, могут ли роботы быть привлекательными?

— Некорректный вопрос, дорогая, — пропела в ответ Раиса, поправляя непослушную прядь тяжёлых каштановых волос, выбившуюся из высокой причёски, — Стефан — не робот, а полноценный мужчина, детородные органы в полном комплекте.

Оп-па! Восточные глаза капитана предупреждающе округлились, подсказывая Раечке, что хорошо бы на этом и остановиться, но медику это только прибавило энтузиазма: — Должна признать, я с интересом ждала его первого медосмотра, но ничего, кроме комплиментов коллегам-медикам, сказать не могу. Потрясающая замена конечностей! С полным костным и кожным приживлением. Некоторое воспаление на стыках тканей ещё присутствует, но уже в затухающей форме, так что ты присмотрись к нему, подружка.

Чикита поперхнулась.

— Раиса! — прошипела она злобно. — Я, конечно, за равенство граждан мира, но это твоё заявление — это открытое неуважение к моим обетам, которые, кстати, не так уж далеки от монашеских… Я же чисто гипотетически спросила!

После такой отповеди, тем более полученной, пусть и шёпотом, но от старшего по званию, Раисе полагалось бы извиниться, но она была не из пугливых, да и подругу знала неплохо: — Я к тому, дорогая, что помочь Степану социализироваться — это наш долг! А ты что подумала?

В её весёлых глазах так и читалось «Знаем мы твои обеты», но обижать Чикиту она не собиралась (разве что поддразнить чуток), поэтому решила не усугублять: — Пора бы появиться Пекарю. Могу поспорить: наводит марафет.

Перемена темы разговора не прошла для капитана незамеченной, но она промолчала, потому что из коридора как раз донёсся мужской голос. Такие голоса музыкальные критики называют романтическими тенорами: — Девочки, девочки, девочки, — позвал он нараспев, — если вы спорите, то я сейчас прибегу, разобью!

Вениамин Пекарь летал с «девочками» второй год, он был первым человеком из наёмных разнорабочих, которого им обеим захотелось оставить в постоянной команде. Вернее, именно благодаря ему, они и стали называться командой. Потому что минимальный заявленный командный табель рассчитан на трёх человек. До этого они летали, как тандем. С регистрацией команды отчётность, конечно, усложнилась, зато рейсы сделались короче, легче и веселей. Такой уж Пекарь был человек. Кроме того, он ухитрялся соорудить вполне приличное меню из корабельных концентратов, что тоже было немаловажно.

Проснувшийся Веня был, как всегда, свеж и одет с иголочки. Приближался он с противоположной от ожидаемой стороны и по дороге должен был неминуемо наткнуться на Степана, старательно изображающего стопроцентное поглощение содержимым технического шкафа.

Контраст между этими молодыми людьми был более чем полным, он был всеобъемлющим. Начать с того, что Пекарь был чернокожим. При этом он был евреем по маме, не ограниченным, впрочем, как и все граждане мира, рамками вероисповеданий. Фамилию он тоже взял мамину, потому что папина была непроизносима. Отец Вени был принцем африканского демократического государства, в связи с чем в семье произошёл казус. По истечении нескольких десятков лет восторжествовавшая в Бенинском обществе демократия простому народу надоела. Люди поняли, что на политику им совершенно наплевать, а вот на королевскую семью — нет. Им нужен царь! И, соответственно, наследный принц. Вениамин от предложенной роли отказался ещё в школе, поэтому его папа отбыл на родину, где сочетался традиционным браком ещё с тремя жёнами и вот уже который год с нетерпением, но без везения, ожидал наследников мужского пола.

Однако различия между Веней и Коршаком на цвете кожи не заканчивались, справедливо было бы сказать, что на этом они только начинались. Если Степан был коротко острижен и гладко выбрит, то есть по-военному прост, то Веня простоты не переносил. Она от него отталкивалась. Он носил бородку «готи» и достаточно длинные волосы, которые после определенной термической обработки становились ровными и шелковистыми, и тогда он забирал их во всякого рода узлы в самых неожиданных местах головы и обтягивал косынками самых экстравагантных оттенков.

Кому как, конечно, Чикита с Раисой в жизни повидали немало, но если говорить о технике, то в его понимании повар представлял собой не что иное, как квинтэссенцию этой самой экстравагантности. Кроме того, в отличие от сдержанного Степана, Пекарь сдерживал себя редко. Говорил он манерно, жестикулировал по-женски плавно, величал себя метросексуалом, а также был раскрепощён и необычен со всех остальных сторон и точек зрения.

— Что потерял наш доблестный техник? — спросил кок, хлопая в качестве приветствия по дверце шкафа, в котором копался Степан, и мельком заглянул вовнутрь. Спросил без интереса — дожидаться ответа он не собирался. И хорошо, что так. Линию поведения с корабельным коком Степан пока не выработал.