Шрифт:
— А ты что же? — щурился тот.
— Что-что? — удивилась Ирэн, — Убедила, что нет ничего.
— А он?
— А что он? После Кишиневского погрома ко мне доверие полное.
— Ясно. Дальше.
— Так я о чем сказать-то хочу: Ярень сам такого придумать не мог, есть Федор кто-то, что нажевал ему такого, чтобы донес. Враг у тебя имеется среди близких. Он и про Ярня с охранкой знал, и тебя хотел зачем-то сковырнуть.
— Глубоко копнула, девка, — шевельнулся пятый, — И какие мнения будут, господа воры?
— Я так скажу, — ответил за всех Хитрован, — Вопрос мой, мне и банковать. По Ирке всё?
— Ясна все, — махнул кавказец, — Парядок!
— Басарыка? — повернулся Федор.
— Согласен с Мамукой.
— Дядя Юра?
— За!
— Лопотуша?
— Рад за тебя, дочка, — улыбнулся в бороду гигант, — Честь по чести и себя и нас всех отстояла!
— Закончили, граждане воры, — поставил точку Хитрован, — Кто хочет, чай пьет, а кто по делам валяет. Ты, Ирка, здесь ночуешь?
— Нет, я домой пойду.
— Поедешь, — жестко сказал Федор. — Дядя Юра, сейчас по делам скатается и пролетку вернет через полчасика. Ночью по Ойску одной гулять не стоит.
Давнее чувство воровского товарищества и большой семьи снова поселилось в душе Ирэн. Захотелось сказать что-то теплое, но она побоялась расплакаться. Что-то и так противно щипало в уголках глаз уже с минуту.
— Ладно, Ирка, — поднялся дядя Юра, — Даст Бог, мы с тобой еще свидимся, но если что надо будет по Москве, там меня и найдешь. С любого рынка любой пескарь тебя ко мне приведет. Прощевай.
Сразу ушел и Басарыка, кивнув на прощание лишь головой. Обернулся лишь в дверях и глянул разок острым глазом.
Чай пили впятером. Ефейка грохотала посудой, подавала-убирала. Чувствовалось и в ней немалое воодушевление. Антоха в беседе почти не участвовал, но воры с его присутствием явно считались, поглядывая иной раз на него, будто мнения спрашивая.
«Вырос, — поняла Ирэн, — Скорее всего, что от поручительства за меня не отказался».
Мамука все молча швыркал чай вприкуску и только косил вороньим глазом на присутствующих.
— Ладно, Ирка, — поднялся Хитрован на цокот копыт за окном, — Похоже, пролетка вернулась. Не расстроилась? — неожиданно заглянул он ей в лицо, — Если да, так ничо. Вся наша жизнь такая, а когда с ворами, в два раза оборотистей будет. Антоха теперя такое слово среди нас имеет — ух! — Махнул он рукой, — Большой вор выйдет! Ему когда дядя Юра ножик по горлу приставил, только смеялся: режь, говорит, дядька, а от Тетки Иры я не отрекуся, и слово мое воровское пускай со мной умирает! Тот сказал мне потом, мол, первый раз такое видал, а уж он-то всякого насмотрелся. Когда Соня Блювштейн покойная с «Червонными валетами» за общее договаривалась, он там тоже был. Слушал мысли ее. С той поры к серьезным и умным девицам с чувством относится. Как про тебя узнал, сразу расспрашивать взялся. Все не верится ему, что Соня его на Сахалине загнулась.
— Сказал, не удержался? — наступала Ирэн.
— Уймись, — засмеялся Федор, — Раз уж он в Ойске, нынче грех было не использовать! Я-то тебе верил, а без иха присутствия разговора бы не вышло, почему так и обставился. Голоса, знаешь, зачем спрашивал?
Пауза.
— Чтобы патом нэ отказалысь, — швыркнул из блюдца Мамука.
— Точно! А ты молодец! Как Басарыку-то осадила — знал, что не дрогнешь! Так почему я в тебя уверился?
— ?? — вопросительно махнула головой Ирэн.
— Антоха за тебя горой, а этот шкет всех нас еще переплюнет. Дай ему время тока …
«В любое время, Ирка, мы твой дом, — звучали еще слова Хитрована в голове у девушки, — Ночлег, защита. Главное, чтоб и ты нас не забывала. Мы теперя совсем как семья…»
Пролетка еще цыкала по камушкам ночного Ойска, выбивая парадную чечетку из мостовой.
«Забавно, — рассуждала Ирэн, — Все хорошо, и цокот этот праздничным становится, а до разговоров последних наверняка бы по-другому совсем звучало…»
Дорога в думах промелькнула быстро. Звездное весеннее небо, задернутое шторкой из легких облаков, моргало тысячами взглядов.
Парень на облучке, когда девушка назвала ему «Церковь святого Пантелеймона», понятливо моргнул и молча ткнул пальцем к себе за спину. Мол, садись. По дороге глянул еще пару раз с интересом, но вопросов не задавал.
Острый купол храма явился на ночном небе неожиданно. Ирэн в думках за дорогой не следила, а как увидела церковь, хлопнула возницу ладонью.
— Стой! Я здесь сойду.
— А до дому-то чего? Среди площади останешься?
— Вдруг я еще кому сегодня интересна? Подъедем, а там полиция будет. Уезжай давай!