— Будет болеть еще долго, — говорит он. — Я знаю, чем тебе помочь. Но вряд ли ты захочешь этого.

Малкольм не успевает ответить. Задняя дверь, узкая и неказистая, приоткрывается, и оттуда показывается чья-то светлая голова.

— Да будут долги дни твои, Деверро! — раздается с той стороны.

— Да будут вечны, — отзывается тот, и я понимаю, что это — нечто вроде ритуала приветствия у эшри. — Входи, Уэллс.

Тот, кого назвали Уэллсом, протискивается в дверь, отряхивает руки и кланяется перед нами. Это совсем молодой парень, с отросшими ниже ушей светлыми волосами, которые он машинально убирает со лба. У него голубые глаза и живой, чуть насмешливый взгляд. Увидев меня, он улыбается одним уголком губ.

— Кайтен Уэллс, мой первый советник, — представляет парня Деверро. — Зачем пришел?

— Да малышня опять ключ от хранилища куда-то потеряла, — докладывает Кайтен. — Мать, Ависара, в ноги кланялась, прощения просила. Сказала, у тебя есть запасной… — Его взгляд вновь упирается в нас с Мэлом. — Адмирал, ты все-таки зажег огни?

— Да, и, как видишь, не зря, — Деверро жестом фокусника достает ключ из-за пазухи, и я вижу у него на шее тяжелую связку таких же, только разных форм и размеров. — Возьми и ступай к себе. Мы подойдем потом.

Кайтен покорно кивает, берет ключ и направляется к двери, но снова останавливается, чтобы посмотреть на нас. На этот раз его взгляд направлен на Малкольма.

— Адмирал, — говорит он тихо. — Я знаю этого человека?

Деверро недовольно хмурит брови.

— Я кому сказал идти?

— Но, Аделар…

— Ступай.

Советнику ничего не остается, как скрыться за дверью. Я вижу, как напрягся Малкольм. И ловлю искру скрытого торжества во взгляде Аделара. Похоже, между ними пробежала кошка. Похоже, эта кошка умудрилась проскользнуть между Мэлом и всеми, кого он встречает на своем пути. Воздух словно искрит от напряжения. Я понимаю — эти двое буквально силой держат себя в руках. Дай им волю — они набросятся друг на друга, и живыми из этой рубки точно не выйдут оба. Второй Стерегущий явно превосходит Первого. Он был бы глупцом, если бы не осознавал этого. И еще большим глупцом — если бы не захотел воспользоваться этим превосходством.

— Я проведу вас вниз, в подземелья под Дредноутом, — говорит Деверро, так что я догадываюсь: Дредноут — это корабль, на котором мы находимся. — Нельзя, чтобы его видели слишком долго. Маскировка — наше все.

Малкольм сидит, поддерживая вывихнутую руку, и отрешенно смотрит в стенку, а потом переводит взгляд на меня. Я чувствую и вижу — он растерян. Он в недоумении. Он напуган. Я украдкой улыбаюсь ему. Я хочу, чтобы он знал — я рядом. И пускай загадочный магнетизм Деверро постепенно проникает сквозь меня, я буду верна обещанию. Линии дорог текут к нему — не к Аделару. Так было, есть и будет. Так должно быть.

Я помогаю Малкольму встать. Деверро молча открывает дверь, за которой только что исчез Кайтен, и смотрит, как мы проходим. За дверью — узкая темная лестница, освещенная только тусклыми светильниками на бордово-красных стенах. Лестница уходит далеко вниз. Я даже не вижу, где она заканчивается. Малкольм отдает костыль мне и осторожно берется здоровой рукой за перила. Деверро стоит за спиной и даже не думает помогать. Такое впечатление, что он любуется. Ему нравится наблюдать за беспомощностью Малкольма. Человека, которого он назвал братом. И я не понимаю, что здесь происходит. Даже не пытаюсь понимать.

Малкольм с горем пополам преодолевает ступеньки. Я иду сзади, процессию замыкает Аделар. Он молчит, но даже в этой тишине я не осмеливаюсь ничего сказать. Не знаю, почему это так страшно. Он не похож на Кресса, но, черт возьми, в его присутствии я не нахожу себе места. Вокруг царит запах смолы и мяты. Я вдыхаю его так, что хочется закашляться. Вспоминаю запах дома, совершенно не похожий на этот. Дома больше нет на карте. Нет на карте и лагеря Гончих с их Залом хроник или Плато судеб. Нет и Дредноута. Куда бы мы ни бежали — нас нет на картах. Нигде нет наших координат, ориентиров, указателей. У звезд и то есть свои места прописки, пусть они уже давно сгорели. А мы живы, но без причала, без пристанища, без крова. Куда бы ни бежали — из одной тюрьмы в другую. Только точка отсчета — и точка назначения. Это все, что нам отведено.

Малкольм — точка отсчета, Вик — точка назначения. Это как знание свыше. Когда мы найдем его, круг замкнется, и мы начнемся заново. Все остальное — игры в силу, все остальное — мишура… Я смотрю Мэлу в спину, я иду за ним. На самом деле я всегда иду за ним. Так уж сошлось, что линии дорог неразделимы. Случилось бы такое, встреться мы в другое время, в другом месте, в других обстоятельствах? Были бы мы теми, кем есть сейчас? Мы спускаемся ниже и ниже, но у меня такое чувство, будто мы взлетаем. И я не знаю, что ждет нас на этой высоте.

— Много вас сейчас? — спрашивает Малкольм, осмелившись нарушить тишину.

— Мы давно уже не считали, — говорит Деверро из-за моей спины. — Настоящих эшри осталось слишком мало. Все женщины да дети. Поколения подрастают, но лишь некоторых мы обучаем тому, что знаем сами. Не все достойны этого. Из достойных — только Кайтен и еще несколько таких же.

— А многие приходят на огни? — интересуюсь я.

— Сейчас — довольно редко, — признается он. — Нас превратили в легенду. Легенду, которую рассказывают своим детям Гончие — но те даже не осмеливаются выглянуть за пределы лагеря без приказа своих Королев. Из аутентов появляются лишь единицы, и те — на время. А сефардов мы уже сто лет не видели. Они не добираются. Не верят.