Саске с раздражением оглядел таверну с обшарпанными стенами. Со стороны её можно было и вовсе принять за заброшенный дом, который со дня на день снесут.

Идя неосвещенными закоулками, Саске думал о том, почему ему казалось, что в Конохе не могло быть таких Богом забытых мест, которые отчаянно нуждались в ремонте? Эта часть деревни ему была не особо знакома. Лишь однажды они шли здесь с Командой Семь, когда напросились проводить Какаши-сенсея домой. Оказывается, он живёт в ужасном районе, где сама атмосфера тяжёлая и удушающая.

Саске невольно вспомнил свой район Учиха, стоящий отдельно от всех, такой родной и тёплый, а главное – не было в нём этого пугающего эффекта. Может быть, сами люди там смотрятся мрачно, но дома и улицы – нет, они были светлыми, даже золотыми в лучах утреннего солнца.

Весь их посёлок утопал в зелёной листве деревьев и цветах Сакуры, что цвела по всей округе. Особенно много было её возле полигона, где любил тренироваться Итачи.

В тенях, что отбрасывают её ветки, Саске порой прятался и наблюдал за тем, как брат выполняет упражнения по метанию сюрикенов и кунаев, всегда попадая в цель. Он мог это сделать даже с закрытыми глазами. Что за талант такой? Не просто так его в детстве прозвали гением.

Итачи был гениальным ребёнком, гениальным шиноби, гениальным бойцом. Он всё делал гениально. Так, как никогда не удавалось сделать Саске.

Если бы он мог, то завидовал бы, проклинал и ненавидел – но он не мог. Лишь восхищался, стремился к этой высоте и любил.

Да, он любил так, как никто никого никогда не полюбит. Он бы не сказал об этом Итачи. Он бы никому об этом не сказал, по крайней мере, не сейчас.

Но придёт время, и Саске не станет молчать. Он скажет всем, не скрывая ничего – пускай знают, что он задыхается, тонет в постигшей его любви. Любви к Итачи.

Где-то глубоко внутри стало нестерпимо больно, что-то словно треснуло, заставляя сердце глухо биться об арматуры рёбер.

Наверное, так рассыпается на мелкие осколки вжившееся в душу одиночество.

***

Итачи стоял посреди лесной прогалины, смотря на дерево, истерзанное кунаями. Он тренировался с самого утра, нисколько себя не жалея и натирая новые мозоли.

Солнце вальяжно плыло по зеркально чистому небу, которое ослепляло своим голубым цветом. Горячий ветер обрывал листья, заставляя их кружиться в воздушном танце.

Скоро наступит вечер, а с ним долгожданная прохлада – в саму3 было невозможно дышать.

– Тебя долго не было.

– Работа.

Итачи машинально кивнул, повернув голову в сторону клёна, под которым сидел Шисуи. На его умиротворённом лице играли солнечные блики, кудрявые волосы были растрёпаны, делая его похожим на мальчишку.

Итачи подошёл ближе, бросая серую тень на расслабленную фигуру своего друга и, присев рядом, также прикрыл глаза, подставляя лицо солнечным лучам.

– Сегодня особенно жарко, не правда ли?

«Действительно», – подумал Итачи. Сегодня солнце нещадно пекло, обжигая кожу и заставляя её трескаться от пересыхания. Зной творил витражи над землёй, а воздух дрожал и переливался, мерцая своими блёстками, слепя глаза, не давая разомкнуть веки и разглядеть местность.

Когда они познакомились, была такая же погода. С того момента прошло много времени, но воспоминания настолько растворились в подсознании, что казалось, будто это случилось миллион лет назад. Шисуи даже совсем не изменился, как будто был выточен из мрамора.

Словно почувствовав, что о нём думают, тот медленно приоткрыл глаза, уперев свой взгляд на грязные ноги в пыльной обуви.

Шисуи отчаянно хотелось избавить себя от мрачных мыслей, окруживших его со всех сторон. Волноваться было о чём – о клане.

Последняя миссия заключалась в том, чтобы следить за отделом полиции. Всё было секретно, пришлось лгать даже Итачи, что он отправляется за пределы деревни по приказу Хокаге.

Данзо, как паук, распустил свои лапы, начав дёргать за серебристые нитки паутины, что так старательно плёл много лет.

Заставлять Учиха следить за своими же соклановцами – одна из самых ужасных пыток, что смог придумать этот старик. Он всегда был щедр на наказания, казалось, будто он испытывает от этого особое удовольствие. Но, скорее всего, так и было на самом деле; Шисуи всё чаще в этом убеждался.

Данзо был палачом, чёрной бесформенной тенью Хокаге. Мрачным, таинственным, немногословным, жестоким и бездушным. Гнилой корень дерева, у которого всё ещё были свежие зелёные листья, которое всё ещё цвело. И этими цветением был Хирузен, с чем Данзо никак не мог смириться.