Не он, а его вечный соперник стал вершиной, к которой тянутся люди, не он, а Сарутоби стал тем светом, что всегда притягивает всех к себе, что дарит тепло и ощущение спокойствия и безопасности.

Хирузен никогда бы не мог мыть руки в чужой крови, как делал это Данзо. Он не смог бы выполнить и половины грязной работы, которую брал на себя Данзо. Он получил роль палача и принял решение соответствовать этому званию.

За все годы пребывания в совете он пустил свои корни слишком глубоко, разросся и разносил эту гниль повсюду, убивая и мучая всех вокруг. Он считал, что цель оправдывает средства, а цель была одна – защита деревни от всех обоснованных и необоснованных угроз; он делал это по-своему и всегда преуспевал в использовании своих методов.

Верить ему – быть мёртвым с самого начала.

Шисуи знал, что он уже мёртв – он умер, как только переступил порог кабинета, как только поверил в то, что говорил Данзо, как только взял на себя это задание, такое подлое и циничное. Сейчас он презирал свою преданность деревне, ибо именно этой безграничной любовью к Конохе им можно управлять, заставлять идти на поводу и слепо подчиняться. Данзо об этом знал и умело пользовался его слабостью.

Шисуи усмехнулся – в жизни бывает столько поворотов, что в конечном итоге тебя начинает укачивать.

– Завтра собрание.

– Я знаю.

Итачи нервно дёрнул плечом, словно Шисуи сказал что-то из ряда вон выходящее. В последнее время эта тема с кланом стала почти табу. Особой радости разговоры об этом не вызывали, наоборот, лишь больше раздражая и заставляя выходить из душевного равновесия.

Как же всё это надоело! Вечные распри, непринятие, ненависть. Как же Итачи устал от всего этого. Словно по щелчку пальцев на него свалились все невзгоды, которые давят своим грузом, тянут вниз, на дно.

– Ты должен прийти.

– У меня миссия.

«Как хорошо прикрываться тем, что у тебя задание», – подумал Итачи. Его это в самом деле радовало, ибо избавляло от надобности присутствовать на клановом собрании.

Но то, что с ним должен будет пойти Саске, заставляло не на шутку встрепенуться сердце. Это совместная миссия, так пожелал Хокаге и отказать Итачи не имел права.

Саске.

Он возмужал, стал сильным, красивым – словно огонь, он горел жаждой к жизни и новым познаниям. От хилого, робкого мальчика не осталось и следа.

Период его взросления Итачи пропустил, и этот факт его колол, причиняя тупую, тянущуюся боль в сердце. Он пропустил тот момент, когда Саске перестал заглядывать с нежностью ему в глаза, надеясь, что старший брат уделит ему время; пропустил, когда Саске перестал всё у него спрашивать, даже если и знал ответ, но хотел завести разговор, чтобы услышать голос брата, по которому скучает и постоянно ждёт; пропустил, когда Саске нужна была его братская помощь, и тот запутался в своих ощущениях, становясь всё более отчужденным и скрытным.

Он пропустил всё, всюду опоздал и везде не успел.

Итачи должен был быть рядом, как старший брат, как опора и поддержка, но всегда жертвовал своими отношениями с Саске ради деревни и клана. Он должен был заметить раньше странное, неестественное, безумное поведение своего младшего брата и постараться пресечь всякие попытки сотворить что-то непозволительное, а не разжигать это адское пламя, что захватывает и сжигает нарочито медленно и мучительно. Словно давая прочувствовать всю доступную гамму эмоций.

Он должен был быть братом, а стал никем.

Они так далеки друг от друга, но в то же время слишком близки. Саске затянул его на другую сторону, они теперь там – за стеклом, в банке, крутятся как жуки и не могут выбраться. А может, просто не хотят?

Саске не хотел.

Итачи соглашается: он готов идти на поводу желаний у своего ребёнка, он готов ему простить эту шалость.

Он знает, что там впереди – пустота, мутная, чёрная, сплошная неизвестность. Их отношения не примут, это небывалый случай, позор. Что их ждёт? Арест, заключение? Наказание? Но какое? Пожизненное пребывание в темнице, изгнание или казнь?

Если именно это их ждёт, то Итачи готов. Он уже давно решил для себя, что стерпит всё, что уготовано судьбой. Не будет роптать, досадовать, жалеть. Не будет пытаться противостоять, а покорно склонит голову, ибо он обязан будет ответить за допущенную ошибку. За то, что полюбил своего брата. За то, что позволил брату полюбить себя.

Если им суждено быть казнёнными, то даже смерть не сможет их разлучить. Их души, если таковые имеются, если ещё не выжжены, будут всегда искать встречи. Они будут воскресать тысячу раз, чтобы снова быть вместе, чтобы находить друг друга и отдаваться своей сумасшедшей любви. И за это будут тысячу раз умирать. Всегда в мучениях, всегда с позорным пятном, всегда не принятыми обществом и непонятые.