— Простите, — прохрипела она, разжимая пальцы.

Волк, молча, погладил её по волосам и, подсунув под плечи женщины куртку, переместился к Марии, которая обтирала ребенка.

Девочка размахивала ручками и ножками и орала, не смолкая ни на секунду.

— Она так плачет, — взволнованно проговорил мужчина. — Ей больно? Это нормально — так кричать?

— Нормально. Лёгкие разворачиваются и лучше работают, — ответила Мария. — Что с пуповиной-то делать? Времени немного — сейчас второй полезет.

Мужчина наклонился над малышкой, вздохнул:

— На каком расстоянии надо откусить?

— А, вот туточки, — показала Мария. — Я полоску от пеленки оторвала и перетянула, выше жгута.

— Нет, — слабо запротестовала Татьяна. — Не делай этого, ты же…

Но курьер уже нагнулся, ухватил пуповину и, с хрустом, перекусил.

И потерялся в ощущениях — его зверь, до этого сидевший тихо, вскочил и жадно вдохнул запах ребенка, крови, пуповины. Вдохнул и зарычал. Радостно, торжествующе.

Антоныча оглушило, проволокло волоком, швырнуло в водоворот центрифуги и выкинуло наружу.

Ловя ртом воздух, он смотрел на ребенка и ощущал, что дороже этого орущего малыша у него нет никого. Лавина чувств поглотила, волк потерялся во времени и пространстве. Всепоглощающее желание закрыть, защитить, спрятать, утешить.

Татьяна только вздохнула, но сказать ничего не успела — её накрыла очередная потуга.

— Ты, чего застыл, — толкнула его Мария. — Перегрыз, и молодец. Давай ее сюда, надо завернуть, а, то, простудим. Смотри, у Татьяны опять потуги начались, сейчас второй будет.

Женщина ловко закрутила малышку, одевая и заворачивая, поглядывая одним глазом на роженицу.

Мужчина внимательно следил за руками Марии, не в силах оторвать взгляд от ребёнка.

— На-ка, положи ее вон туда, — женщина передала девочку волку. — И двигай на прежнее место, у нас тут полным ходом второй идет.

— Ей ничего не будет? — спросил волк. — Она же плачет.

Девочка кричала, шлепала губками, ища сосок, и не найдя, снова принималась кричать.

— Ничего ей не будет. Положи уже и держи Таню! — рявкнула баба Маша.

Татьяна видела всё отчетливо и понимала, что происходит, но, не в силах ни на что повлиять, сконцентрировалась на том, что она могла и должна была делать — рожала.

Сначала вышел послед, баба Маша его прибрала, бормоча под нос, что надо будет закопать в поле.

Небольшая передышка, и потуги пошли с удвоенной силой.

Когда рождалась дочка, ей казалось, что у нее все там разорвется. Но теперь, когда на свет пробирался сын, Таня поняла, что такое настоящие мучения.

Это было не просто больно, а — БОЛЬНО!

Незнакомый волк бережно держал ее под плечи, гладил руки, волосы, шептал что-то успокаивающее и поддерживающее. И терпел, когда она на каждой потуге вцеплялась в его руку.

— Ещё, Танечка! Ещё немного, — уговаривала баба Маша. — Крупный какой, поэтому, так тяжело. Постарайся, милая, уже вот-вот!

И Таня старалась и, не в силах терпеть — кричала. Кричала так, что у нее самой уши закладывало.

Наконец, последнее усилие, и раздался басовитый рёв.

— Мальчик! — торжествующий голос Марии. — Настоящий богатырь, на руках не удержишь!

Ребенок кричал сердито и требовательно.

Курьер, не дожидаясь просьбы человечки, бережно опустил Татьяну на куртку и перебрался к малышу.

— Вот, тут кусай, — показала Мария.

Волк наклонился, повторил процедуру, и снова его накрыло, ошеломило, проволокло и вышвырнуло.

Трясущимися руками, он осторожно развернул ребенка к себе и, ревниво, отобрал у Марии пеленку.

— Я — сам! — принялся обтирать, аккуратно, еле прикасаясь, промакивая, а не вытирая.

— Ну, сам, так сам, — не стала спорить Мария. — У нас, как раз, еще дело — второй послед.

Вода в бутыли давно закончилась, от упаковки салфеток остались только воспоминания.

Баба Маша, как могла, обтёрла Татьяну и сидения машины.

— Хорошо, что сидения кожаные, — отметила она, а то, изгваздали бы, вконец.

— Плевать, — ответил волк, держа в каждой руке по ребёнку и умилённо их разглядывая.

— Ну, давай детей маме, пора им молока попробовать, — женщина протянула руки.

— Я — сам, — буркнул курьер и осторожно подал Татьяне одного малыша, дождался, когда он присосется, и ко второй груди поднёс второго.