— Дадут небеса, к вечеру прибудем на место, — сказал Макс, забрался на запятки и вытащил из сундука на крыше кареты пару легких арбалетов. Один вручил кучеру, другой оставил себе.

— Есть риск нарваться на язычников? — уточнил я.

— По-всякому может быть, — пожал плечами вон Сюйд. — Но места дальше глухие, а ранняя весна — время голодное. И лихие людишки на дорогах пошаливают, и кметы на лошадок позариться могут. Для голытьбы это целое состояние, по нынешним временам.

Наши спутники тоже вооружились, а брат-стрелок даже загодя привел к бою пистоли и закинул за спину изрядно заинтриговавший меня кожаный чехол, слишком уж короткий даже для кавалерийского мушкета, лишенного штыка.

Кареты вывернули со двора и покатили к воротам, я немного поколебался, а потом вытащил ящичек с пистолями и зарядил их. Отсутствие патента — сущая безделица по сравнению с риском оказаться безоружным при внезапном нападении разбойников, а то и того хуже — дикарей.

Единственное, чего я не стал делать, так это затыкать оружие за пояс. Слишком уж неудобно таскать шпагу, кинжал, жезл и пару пистолей. Эдакую тяжесть на себя только от большой нужды станешь навьючивать. Перевязь, как у брата-стрелка, мне бы сейчас совсем не помешала.

Я поцеловал святой символ четок и прочитал молитву за удачное окончание путешествия. Путникам удача никогда не бывает лишней.

Ехали куда медленнее, нежели передвигались вчера. Дорога оставляла желать лучшего — не успевшая толком просохнуть земля влажно чавкала, хватала и не пускала колеса. Лужа, пригорок, измочаленная телегами глина. Грязь и ухабы. И снова — грязь, грязь, грязь.

Поначалу наш путь пролегал вдоль вспаханных полей, затем со всех сторон обступил черный мрачный лес. Если прежде глаза уже радовала зелень молодой травы, то среди деревьев еще серели остатки рыхлых сугробов. Похолодало.

Изредка встречались обнесенные высокими изгородями поселения, да на холмах высились замки окрестных сеньоров, а один раз даже попался укрепленный постоялый двор, но мы неизменно проезжали мимо. Недолгие привалы делали, лишь когда наставало время менять лошадей, которые с немалым трудом тащили по разбитым колеям кареты. Частенько приходилось выходить и выталкивать застрявшие в грязи экипажи.

Погода между тем заметно улучшилась. Дождь и хмарь остались на юге, а здесь пригревало солнце и щебетали воодушевленные наступлением тепла пичуги. Но мои спутники и не думали расслабляться. Когда повстречалось рухнувшее поперек дороги дерево, мы сначала заняли круговую оборону, и лишь после этого брат Стеффен отправил своих людей проверить лес. К счастью, ствол оказался повален ветром, и никто не караулил нас в засаде.

Иногда дорога ныряла в совсем уж непреодолимые лужи, тогда приходилось съезжать на обочину или пробираться напрямик через луга. Отряду верховых удалось бы избежать множества проблем, нам же без карет было никак не обойтись: чернокнижника в седле не повезешь. Никто такой риск на себя брать не станет. И уж тем более — я.

Трижды нас останавливали для проверки подорожных армейские разъезды. Самая серьезная задержка случилась уже под вечер на заставе у переправы через широкую сонную речку. На флагштоке там лениво колыхалось синее знамя с коронованной черной рысью, а высокого тощего офицера не впечатлили ни одеяния герхардианцев, ни сутана каноника, наши бумаги он изучал с превеликим тщанием, едва не пробуя их на зуб. Но в итоге препятствий чинить не стал и велел открывать ворота.

— На тот берег патрули не отправляют, а ближайшая крепость — в четырех почтовых милях, — предупредил он и посоветовал: — Лучше дождитесь утра.

Мы его добрый совет проигнорировали.

За рекой местность и в самом деле очень сильно изменилась. Окончательно перестали попадаться деревни и хутора, а дорога с каждым перекрестком и с каждой развилкой становилась все уже и запущенней. То и дело приходилось переправляться через небольшие ручьи, местами и вовсе ехали по проложенным напрямик через топи гатям.

Встречные телеги торопились свернуть на обочину, зачастую возницы оставляли пожитки, а сами от греха подальше убегали в лес. Наша кавалькада производила на них неизгладимое впечатление. За все время не спрятался в подлеске лишь трусивший на ослике священник. Какое-то время его длинноухий скакун семенил рядом с нами, затем скрылся на свернувшей в лес тропинке, и мы вновь остались одни.

К последней развилке подъехали уже затемно. Как всякий раз и бывало на перекрестках, кареты остановились, брат Стеффен разложил карту и посовещался с вон Сюйдом о выборе дальнейшего пути. Несмотря на взаимную неприязнь, а возможно, именно из-за нее, держались они подчеркнуто вежливо.

— Нам налево! — объявил Макс. — Через полчаса будем на месте.

Брат Стеффен кивнул и сложил карту, а потом стянул с себя черный, с красной окантовкой сюрко, свернул его и убрал в сундук. Теперь ничто не выдавало принадлежности ловчего к ордену Герхарда-чудотворца, более того — он сменил на козлах одного из братьев.

Я мысленно поаплодировал его предусмотрительности. Едва ли чернь станет откровенничать с присланным для ведения следствия монахом, а вот кучеру всякий поставит чарку, дабы вызнать последние новости о творящихся в мире событиях.