— Что это? — заинтересовался вдруг Макс повязанными на ветви старого ясеня лентами. Одни выделялись яркими красками, другие выцвели и обтрепались, словно висели здесь уже давно.

Каноник Йохан, ходивший справить в кусты нужду, остановился и задрал голову.

— Суеверия, сын мой, — сказал он. — Игры невежественных кметов.

— Игры?! — взвился брат Стеффен. — Они поклоняются духам леса! Языческая мерзость!

Но священника оказалось так легко не смутить.

— Не поклоняются, а откупаются, — заявил он. — И важно не оттолкнуть от себя людей, а помочь им распрощаться с пережитками прошлого, ибо завещал пророк не рубить с плеча, не действовать огнем и мечом, но смирять гордыню и убеждать людей словом и собственным примером.

Умение срезать оппонента одним из высказываний пророка считалось среди профессоров-теологов едва ли не главнейшим условием для победы в философском диспуте, вот только далеко не всегда верх одерживал тот, кто первым выкладывал на стол этот козырь. Брат Стеффен наверняка мог привести достойный контраргумент и все же делать этого не стал. Он лишь пожал плечами и махнул рукой.

— Выдвигаемся! — и уже вполголоса проворчал: — А потом еще удивляемся, откуда берутся ереси о происхождении пророка из прежних…

К Луксале подъехали уже ночью. Сначала ветер донес запах печного дыма, после нас учуяли псы, залаяли, захрипели на цепях. В темноте заморгали несколько тусклых огоньков, затем потянулись плетеные заборы огородов, а из мрака вынырнул силуэт укрепленного земляной насыпью частокола.

Ворота деревни оказались закрыты, никто и не подумал распахнуть их перед нами, сколько ни драл глотку сидевший на козлах брат Стеффен. Поселение словно вымерло. Его обитатели затаились, как мыши под половицами, силясь понять, что за незваных гостей принесло к ним впотьмах.

— Придется ночевать под открытым небом? — усмехнулся я.

— Странно это, — нахмурился Макс. — В деревне должны были расквартировать роту солдат. Они-то где?

Что-то хрустнуло за высоким плетнем огорода, брат-ритуалист предостерегающе вскинул руку, и сразу раздалось громогласное:

— Замерли все!

Я не замер, я провалился в транс, и мрак ночи тут же сменился теплым свечением незримой стихии. Кусты обернулись чернотой вырезанных из подложки мироздания силуэтов, тут и там среди них загорелись ауры людей. Ангелы небесные! Вот угодили в переплет так угодили!

От одного из наиболее ярких пятен в небо протянулась призрачная нить, и тут же над головами вспыхнуло ослепительное сияние магического огня. Вспышка выкинула меня из транса, я спешно юркнул в карету и распахнул футляр с пистолями, но пускать их в ход не пришлось. Отсветы колдовского сияния прогнали потемки, смыли серость одежд и вновь раскрасили накидки братьев в черные и красные цвета.

— Отставить! — последовала новая команда, и выбравшиеся из-за плетней на дорогу крепкие бородачи подались назад, опуская фальшионы и копья.

На разбойников они нисколько не походили, слишком уж добротным оказалось снаряжение. Все были в стеганых куртках, длинных кольчугах, кожаных шлемах и проклепанных наручах. Мечники прикрывались баклерами, копейщики прятались за их спинами, готовые пустить в ход оружие по первому слову командира. Да! Именно командира!

Из темноты в круг отбрасываемого заклинанием света вышел немолодой уже сеньор в стальной кирасе со шпагой и кинжалом на поясе. В руке он держал опущенный к земле пистоль, рыжеватые усы грозно топорщились в разные стороны.

— Кто такие? — рыкнул он простуженным голосом.

Макс вон Сюйд переглянулся с каноником, и тот ступил вперед.

— Представьтесь для начала, сын мой, — мягко попросил священник.

— Фельдфебель-лейтенант Сепп, командир сводной роты Роллеского пехотного полка пограничной стражи! — заученно выпалил сеньор, вытянул руку и потребовал: — Бумаги!

Я передал ему приказ о проведении дознания и вернулся к карете. Магического сияния вполне хватило фельдфебелю для ознакомления с документами, он будто бы даже просветлел лицом.

— Ну наконец-то! Думал, не дождемся уже! — с облегчением выдохнул командир роты и громогласно рявкнул: — Открывайте!

Послышался скрежет, створки ворот дрогнули и разошлись.

— Сейчас уже поздно, — сказал фельдфебель Сепп, возвращая бумаги, — староста определит на постой, а в курс дела я введу вас утром.

Присутствие братьев-герхардианцев служаку нисколько не удивило. Он попросту не обратил на них никакого внимания.

— Идеальный вариант, — согласился я с предложенным порядком действий, поскольку изрядно вымотался за этот бесконечный день.