Здесь я молчу, хотя и согласна. Просто не испытываю желания помогать Снежане делать из меня попугая-второклассницу.

— Я допускаю, что Сергей мог увлечься тобой… он сейчас в таком возрасте, когда мужчина пытается доказать себе, что еще молод и на многое способен. И делает это при помощи молоденьких девушек как ты…

Блин, теперь понятно, откуда взялась Димина убежденность в том, что его отец престарелый Санта-Клаус, предел мечтаний которого дарить подарки хорошим и не очень мальчикам.

— На счет этого вы ошибаетесь, — перебиваю ее. — Сергею никому и ничего не нужно доказывать. Вы не раз выходили с ним в свет и прекрасно знаете, что женщины всех возрастов головы на него сворачивают.

— Не будем спорить на эту тему, — миролюбиво соглашается Снежана, тем самым подхлестывая волну моих подозрений о том, что звонит она с определенной целью. — Поверь, я бы не стала звонить тебе, если бы мой сын не был сейчас в таком состоянии. Дима раздавлен… его предали двое людей, которых он любил.

Я закусываю губу и сильнее сжимаю трубку, потому что в этом она права. И пусть в глубину чувств Димы я не верю, но знаю, что он ко мне по-прежнему привязан. А про Сергея и говорить не приходится.

Словно почувствовав брешь в моей обороне, Снежана бросается в наступление.

— Ты видная девушка, Юля… молодая. Ты обязательно встретишь кого-то еще. Возможно, не такого обеспеченного как Сергей, но с твоими данными есть из чего выбирать.

Вот идиотка. Все у нее в деньги упирается.

— Перейдем к сути, Снежана Борисовна. Для чего вы звоните?

— Я прошу тебя не быть эгоисткой и подумать о других. Я своего мужа знаю: он будет чувствовать ответственность не только за Диму, но и за тебя.

Нет, она определенно только притворяется дурочкой. Все видит и подмечает, и прекрасно знает, какой цельный человек Сергей.

— Если тебе небезразличны Сергей и хотя бы немного Дима, ты должна сама прекратить вашу связь. Я не знаю, насколько далеко... это у вас зашло, но не думаю, что до планирования свадьбы. Ты снимешь с плеч Сергея большой груз, Юля, — голос Снежаны вдруг становится по-матерински заботливым. — Несмотря ни на что, я всегда считала тебя доброй и честной девушкой. Если ты помнишь, я всячески поддерживала ваши отношения с Димой и планировала свадьбу, и ни разу, никогда не сказала о том, что вы с ним не пара.

Мысли крутятся так быстро, что начинает раскалываться голова. Слишком много всего на меня свалилось. Как разобраться?

— Юля, не молчи, пожалуйста. Мне нужен твой ответ прямо сейчас, потому что мне нужно успокоить сына. Ты поговоришь с Сергеем?

В спальню долетает запах гари, и я вспоминаю, что не выключила сковородку. Надо будет от ее полдня замачивать и проветривать. Дерьмо.

— Я говорю вам «нет», Снежана. Если Сергей захочет разорвать со мной отношения, то пусть сделает это по своей инициативе. Мне бесконечно жаль Диму, и я постараюсь поговорить с ним обо всем лично, но не думаю, что мой разрыв с его отцом что-то кардинально изменит.

В трубке раздается тяжелое пыхтения, непрозрачно намекая на будущий взрыв. И он происходит.

— И для этого я сейчас распиналась перед тобой? Чтобы ты мне свое «фи» заявила? Ты совсем охренела, а, девочка? Шлюшка малолетняя! И у тебя язык поворачивается вот так спокойно обо всем рассуждать? Да ты в свою конуру должна забиться и носа боятся показать после всего, что ты натворила! Стыдоба! Да как ты людям вообще в глаза можешь смотреть…

А вот и поганое нутро Снежаны Борисовны наружу полезло. Не то чтобы неожиданно, но все равно… кому приятны оскорбления.

— Я вешаю трубку. Всего доброго, Снежана.

— Ты вылетишь из Москвы с позором, поняла, дура деревенская? Ни учебу ни закончишь, ни работы не найдешь…

Я вспыхиваю до корней волос и пальцы, удерживающие телефон, начинают ходить ходуном от злости. Кем она себя возомнила, эта сорокалетняя бездельница?

— А я, когда Сергей приедет, постараюсь убедить его в том, что такая большая квартира вам не нужна, — приправляю голос приторной сладостью. — И что на метро тоже можно отлично передвигаться. Карту Тройка настоятельно рекомендую приобрести: экономия существенная.

Не дожидаясь, пока Снежана захлебнется своей злостью, я сбрасываю звонок и отключаю телефон. Это на словах я бодрая, а на деле меня колотит от унижения и негодования. Я не вижу в своих чувствах ничего постыдного, но это мешает испытывать боль от того, что окружающие клеймят их словно грязное извращение. «Не окружающие, а злобная Снежана, трясущаяся за утерю своего денежного содержания», подсказывает внутренний голос. Все равно больно.

Я мечусь по комнатам в течение нескольких часов, не находя себе места. Телефон молчит даже после того, как я его включила. Может быть, самой позвонить Сергею? Нет, нет. Он же сказал, что наберет сам.