К тому же, шоу пришлось закончить раньше, так как меня ждал серьезный разговор с Аароном Купером – моим личным адвокатом, которому приходится доверять много конфиденциальной информации, поэтому я проверяю его практически еженедельно. И это мне, человеку, которому не нужны дополнительные тесты, чтобы прочитать личность. И все же, страховка не помешает, особенно сейчас, когда мой разум в любой момент может рассыпаться на кусочки.

Оно уже рассыпается. Возможно, я не замечаю этого. Не считая кратковременных провалов в памяти…

– Так о каких проблемах с передачей всего имущества отца в мою собственность, ты говорил? – в упор спрашиваю я, пока Аарон вежливо кивает моей младшей ассистентке, и провожает ее виляющие округлые бедра плотоядным взглядом. Как только она уходит, Купер, наконец, концентрирует свое внимание на мне, и, считывая с его лица все эмоции, я понимаю, что разговор будет не из приятных.

– Согласно закону нашей страны, все его имущество переходит к единственному и законному сыну. Больше у него никого нет.

– А как же твоя… – пытается вставить Купер.

– Она не моя мать, – отстраненно отрезаю я, не имея ни малейшего понятия о том, где сейчас находится эта женщина.

– Насколько я знаю, Руфус и эта женщина давно развелись.

– Да, так и есть. Я пришел не для того, чтобы поговорить о Селене, Макколэй. А о завещании твоего отца, которое всплыло, как только я начал готовить пакет документов для официальной передачи имущества.

– О завещании? – что он, бл*дь имеет в виду.

– Да, Макколэй. И боюсь, оно тебе не понравится, – я посмотрел на Купера так, что он начал непроизвольно сжиматься в одном из моих широких кожаных кресел.

– Даже если отец не оставил мне свои деньги, мне плевать, – я теряю интерес к его словам, как только понимаю, что мне на самом деле параллельны счета и имущество отца. Я люблю нашу резиденцию, но она на 1/2 принадлежит мне, и я никому не позволю отнять у меня лабораторию, и все, что таит в себе левое крыло особняка. Только через мой труп. – Мне не нужны его подачки. У меня своя компания.

– Мы оба знаем, Макколэй, что есть нечто, что для тебя ценнее денег, имущества и родовых реликвий, – меня раздражает, когда кто-то начинает говорить туманными намеками.

– Хватит тянуть, – удивительно, но напряжение в воздухе начинает нарастать, и я ощущаю легкий дискомфорт от того, что теряю почву под ногами в столь простом разговоре.

Разве что… о нет. Мой отец завещал все Энигме? Забавно.

Он просто полный кретин.

– Руфус завещал тебе и Элине по 20 % всех своих денег и акций от компаний. 60 % достается Кэндис Карлайл, но доступ к средствам и имуществу она получит только в двадцать один год.

– И? – залпом осушаю стакан воды, сжимая его стенки так, что еще немного, и они лопнут. Со стороны остаюсь абсолютно сдержанным и непоколебимым. – Предсказуемо. И даже если Кэндис получила в наследство все имущество, компанию и деньги, она никогда не перейдет в Высшую касту. Она не сможет всем этим управлять, а деньги… всего лишь цифры на счете. Он не освободил ее, когда был жив, и вряд ли подготовил все документы для ее перевода в свободную касту, перед тем, как впал в кому.

– Вполне мог, – и Купер снова смотрит на меня так, словно знает что-то, чего не знаю я. И это выводит из себя. Проходит еще мгновение… и я, наконец, понимаю, о чем он говорит.

– Тогда избавься от них. Кэндис никогда не перестанет быть Бесправной. И это мое решение, как ее хозяина, опекуна, сводного брата. Кого-угодно.

– От них невозможно избавиться, Мак. Если эти документы и существуют, они хранятся там, в ячейке твоего отца. В его хранилище.

– В Цюрихе? – разжимаю пальцы на стакане, чтобы не разбить его прямо сейчас.

– Именно. Ты же знаешь, что Руфус хранил там все. Семейные реликвии, тайные записи своих исследовании и экспериментов. И, как ты уже понимаешь, все хранилище он завещал Кэндис. И открыть ее может только она.

– Что ж, тогда Кэндис откроет ячейку. Я знаю, куда надавить, – я все еще не вижу проблемы, но прекрасно понимаю, что все не может быть так просто. Очередная головоломка от отца, или просто желание, даже будучи мертвым, показать мне то, насколько ему было плевать на меня, и как он души не чаял в своей псевдо дочери? Зря стараешься, отец. Твои подачки для этой нищей плебейки меня лишь забавляют.