Нужно отметить, что пока руководство нашим боевым отрядом азартно выясняло проблемы, возникшие при управлении экспедицией, подчиненные организованно спешились и, держа лошадок под уздцы, ждали, кто в естественном отборе окажется на вершине эволюционной лестницы.

— Что тебе от Маши нужно? — брал на глотку конника Святояр.

Любопытный способ ведения допроса, жаль только для меня не доступен. Если при нанесении удара я словлю подобную «ответочку» от допрашиваемого, то продолжать его будет уже некому.

— Тоже что и тебе, — холодно отвечал Любомир, при этом, не забывая наносить боярину короткие удары по туловищу.

Святояр кривился, но не отступал.

— Говори, или признаться боишься? — нависая над старшим конником, продолжал вести допрос воевода.

— Жениться хочу, — выдал Любомир.

Мы с бабульками мирно сидели на телеге и, болтая ножками, смотрели на развернувшееся перед нами представление. Очень не хватало семечек для полной гармонии.

— А она об этом знает? — сплюнув кровь на землю, спросил Святояр.

— А, действительно, ты об этом знаешь? — спросил меня незнакомый голос слева.

— Пока нет, — машинально ответила я. — Может, хоть сейчас мне откроют планы на мое сказочное будущее.

— А ты уверена, что оно тебе понравится? — язвил голос.

— Уверена, что не понравится, — твердо ответила я и повернулась к собеседнику.

Дикий женский визг, вдруг, огласил лес. Лесные птички, мирно сидевшие на ветках и наблюдавшие за интересной возней людей, взмыли в небо перепуганной стайкой, звери попрятались по норам, сопровождавшие нас дружинники, конники, стрельцы схватились за оружие, Любомир и Святояр перестали мутузить друг друга. Я, звонко вереща, уютно сидела на ручках у бабы Яги.

— Маша, да хватит голосить-то, — пыталась привести меня в чувство и гладила по голове, ворчащая старушка.

— Ты что ж, никогда живых говорящих волков не видела? — удивилась Янина.

— Вввидела! — слегка заикаясь, ответила я, на время перестав верещать. — Живых, молчаливых и в клетках в зоопарках.

— В клетках? — пораженно переспросил Серый Волк. — Фу, дикость какая!

— И не говори, — поддержала его Янина. — Душегубство какое, держать живых зверей в клетках.

Я была с ними полностью согласна, и в поддержку ритмично клацнула зубами.

— Да не дрожи ты так, — журила меня баба Яга. — Он тебя не укусит.

«Действительно, чего это я так перепугалась?» — подумала, да и выключила сирену.

Разумные белки, зайцы, ежики, говорящие вороны. Почему тут не должно быть волков-шутников? Этот Серый вполне гармонично вписывался в местный интерьерчик. Сердцебиение постепенно начало успокаиваться, и я с грацией перепуганной медведицы стала слезать с худых и потому острых коленок бабы Яги, при этом пару раз заехав ей своими локоточками то по ребрам, то по подбородку. Сознание автоматически отмечало шелковистую, вычесанную шерсть зверюги, острые черные ушки на макушке и белозубый оскал. Серый Волк был ХОРОШ!

Я мечтала в детстве о большой умной овчарке, «немце». А этот представитель лесной фауны — просто яркая иллюстрация моих детских несбывшихся мечтаний. Стоило испугу потихоньку меня отпустить, сразу захотелось затискать волчару за все свои недолюбленные детские годы.

— Здрасьте! — собралась я с мыслями, вытирая с локтя слюну бабы Яги, пока та недовольно шипела на меня змеей.

— Здравствуй, красавица, Мария Васильевна! — поклонился Серый.

— А Вас как величать, гость незваный? — вошла я в образ селянки.

— Серый Волк, — представился лохматенький.

— Очень приятно! — почти облизываясь на все это шерстистое великолепие, ответила я.

— А почему ты на меня так плотоядно смотришь, будто проглотить хочешь? — прижав к голове уши, поджал хвост и медленно отступая на согнутых лапах, спросил волчара.

— А можно тебя погладить? — желая реализовать свои детские мечты, попросила я.

От моего заявления у Серого отвисла челюсть, он настороженно скосил свои черные глаза на бабулек за моей спиной и явно получил положительный ответ. Мои пенсионерки, видимо, решили, что надо дать этой малахольной погладить зверюгу, лишь бы привести ее в чувство.

— Погладь, — вздохнула пушистый санитар леса.

Я дорвалась до своего детского счастья: шелковистые ушки, длинная шерсть, в которой то утопали, то вновь выныривали мои пальцы. Мех щекотал нос и грел руки.

— Маша, пожалей Тихона, Любомира и Святояра, — услышала я укоризненный голос бабы Янины. — Они же за тебя насмерть друг с другом бьются, а ты в это время с лесным хищником обнимаешься, как с нареченным.

Я открыла глаза и обнаружила себя стоящей на коленях рядом с волком и крепко его обнимающей.