Шрифт:
— А что ж вы про главного-то кандидата молчите? — зловеще спросила я.
— Это ж какого, красавица? — севшим голосом уточнила баба Янина.
— Так царя-батюшку, — подтвердила я их подозрения, — он тоже, вроде, ко мне неровно дышит, глаз не сводит, да и всем хорош! Не чета вашим кандидатам! Аж, цельный царь!
Мои бабульки повскакивали с лавочки, беспокойно переглянулись, чуть веники из рук не выронили.
— Так старый он, — поспешно предъявила свой первый отрицательный аргумент баба Яга.
— Да и вдовец с тремя детьми, — вдогонку вставила свой баба Янина.
— Ничего, у каждого есть недостатки, мы все несовершенны, но вот то, что он — царь перекрывает все его отрицательные качества, даже его скандальный характер, — угрожающе пропела я.
Старушки вновь присели на лавочку, прижав несчастные веники к груди.
— Ну не нравятся тебе вои наши, мы поняли, — заполошно всплеснула руками баба Яга. — Угрожать-то зачем?
— А это не угроза, — ответила я, — это повод поразмыслить над своими обещаниями. Прошу отнестись серьёзно и принять к сведению.
— Какими обещаниями? — заюлила баба Яга.
— Так, склерозные вы мои, в которых вы божились, что вернете меня с Ванюшкой домой.
— Только после того, как ты Елисеюшку расколдуешь, — укорила меня баба Янина.
— Вот, вот, — подтвердила я, — иначе сами понимаете…, - не стала уточнять.
У пенсионерок, известно, фантазия богатая, сами напридумывают себе казни египетские, чего мешать? На этом я окатила себя водой и пошла в сени одеваться. Хорошего понемножку, работать пора. Бабульки, недолго думая, ко мне присоединились.
Когда мы вскоре вышли из баньки, во дворе лесной избушки творилась немыслимая суматоха. Дружинники, стрельцы, конники бегали, кто с ведрами полными воды, кто с лопатами с землей, и обливали и обсыпали полыхавшую внутри многострадальную избушку. Святослав, Любомир и Тихон пытались организовать хаотичное движение подчинённых, Елисейка стоял в сторонке, покрытый сажей, и кусал губу. Баба Яга метнулась к избе, прочитала стишок себе под нос, и пламя тут же погасло. А мы с Яниной подбежали к перепачканному царенку и начали его крутить в разные стороны и осматривать на вопрос полученных повреждений. К счастью, царевич был цел и невредим, но перепугался знатно.
— Совсем люди страх потеряли, уже избушку бабы Яги жгут, — громко возмущалась хозяйка избы, стоя посреди своего двора и с нехорошим прищуром оглядывая всех присутствующих.
Она, не стесняясь, стала подходить к каждому и обнюхивать их. Те ежились, но стояли на месте.
— От тебя голубчик дымом больно тянет. Ты мою избушку поджег? — зловеще вопросил эксперт по колдовству.
— Я царевича из горящей избы вытаскивал, — оправдывался бледный конник.
— А что у нас царевич совсем немощный, сам из горящей избы выскочить не может?
— Так спал он, видно, совсем с дороги уморился, вот и заспался, — гнул свою линию несговорчивый конник, ни в какую не соглашавшийся признать себя виноватым.
— А от тебя почему дымом тянет? — продолжала допрашивать Яга рядом стоявшего стрельца.
— Так я тоже в избу за царевичем полез, один бы он не справился, — кивнув на конника, ответил стрелец.
— А я двери с горницу держал!
— А я двери в сенях!
— А я ваши узелки с вещами выносил!
— А я…
— А я…
Понеслось со всех сторон. Баба Яга и баба Янина носились по всему двору, выискивая виновных, но вредитель так и не был обнаружен.
— А ты где был, Тихон Игнатьевич? — вопрошала разозленная Яга.
— Лагерь ставил, шатры мастерил, — спокойно ответил старший стрелец.
— А ты где был, Любомир? — развернувшись лицом к вою продолжала допрос старушка.
— Хворост для ночных костров собирал, — не менее спокойно, чем Тихон, ответил старший конник.
— А ты где был, воевода? — пошла в наступление бабулька.
— Во дворе за обустройством лагеря следил, да смотрел, чтобы вам в баньке никто не мешал, — ответил Святояр.
— Неужто, не заметил, кто мою избушку подпалил? — взвилась Яга.
— Не видел, Яга Серафонтовна, — заверил боярин.
От бессилия найти виновного, Яга готова была на себе волосы рвать, ну и на других тоже. У нее из глаз аж искры летели. Но поджигателя найти у старушки никак не получалось. Я приобняла расстроенного Елисея:
— Шел бы ты, милок, в баньку, сажу с себя смыл, глядишь и полегчает.