«Временное отступление», как сами большевики называли свою Новую Экономическую Политику, было не более чем рельефное отклонение в сторону естественных законов развития. На общий вектор развития деструктивной общественной системы это не повлияло, поскольку она не может эволюционировать в обратном направлении. Но это отступление помогло большевикам справиться с положением и удержать власть, подавив последние разрозненные восстания.

Но даже когда победа в гражданской войне уже одержана, Ленин не может отказаться от военных мер в экономике, и даже настаивает на их ужесточении: «У нас есть люди, которые говорят по поводу военной дисциплины: «Вот еще! К чему это?». Такие люди не понимают положения России и не понимают, что на фронте кровавом у нас борьба кончается, а на фронте бескровном начинается, и что тут не меньше нужно напряжения, сил и жертв и ставка тут не меньше и сопротивление не меньшее, а гораздо большее. Всякий зажиточный крестьянин, всякий кулак, всякий представитель старой администрации, который не хочет действовать за рабочего, – это все враги. Не делайте себе никаких иллюзий. Чтобы победить, нужна величайшая борьба, нужна железная, военная дисциплина. Кто этого не понял, тот ничего не понял в условиях сохранения рабочей власти и приносит своими соображениями большой вред этой самой рабоче-крестьянской власти» (речь в заседании коммунистической фракции Всероссийского Съезда металлистов 6 марта 1922 г.) [36]

Эта ленинская истерия, охотно подхватываемая людьми, сумевшими хорошо устроиться при новых порядках, тоже является характерной чертой этой милитаристской страны. Никогда не было в России таких нелепых понятий, как «трудовой фронт», «семейный фронт», «философский фронт» – и вот большевики во все сферы общественной жизни внедрили терминологию войны.

Отсюда же и сталинская идея, что по мере успешного строительства социализма классовая борьба наоборот обостряется – ведь только так можно было обосновать геноцид крестьянского населения в годы коллективизации и индустриализации. И только внешней военной угрозой со стороны можно оправдывать милитаризацию страны, и – самое главное – несменяемую власть партийной бюрократии.

Вопреки догмам марксизма и словам самого Ленина о неизбежном отмирании государства после установления диктатуры пролетариата, началось его всемерное укрепление через усиление централизации управления и через монополизм в экономике. Уже затем логично последовала знаменитая сталинская формула: «Отмирание государства идет через его укрепление» – образец самой бессовестной словесной казуистики, поставивший точку в этом вопросе. И в дальнейшем, Советский Союз до самого своего распада так и не вышел из мобилизационного состояния.

Форма и содержание нового государства

Рассмотрев первые итоги этого «социалистического строительства», постараемся дать характеристику государству, которое к моменту окончания гражданской войны и перехода к НЭПу в основном уже сформировалось. И ещё раз повторим, что его сущность уже не менялась в дальнейшем, вне зависимости от того, что бывали колебания в сторону естественных законов развития цивилизации: НЭП, хрущевская оттепель, реформы Косыгина.

По образцу РСФСР 1918 года в 1922 году был образован СССР и сформированы союзные республики, так что союзное государство во всех его аспектах стало продолжением, продуктом дальнейшего развития первого большевистского государства. В дальнейшем менялись люди в его политическом руководстве, изменялись границы и его административно-территориальное устройство, принимались конституции – но основы этого государства оставались незыблемыми.

В контексте вопросов о советской общественной системе обращаю внимание читателя на следующее грани сущности этого государства.

Для начала отметим, что уже самая первая Конституция РСФСР 1918 года [37] изначально не соответствовала природе нового государства.

Начнем с названия: «Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика». То есть, государство объявляется Республикой Советов Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов. Как известно, республикой считается такая форма правления, при которой власть принадлежит народу, как источнику власти, и не может принадлежать никаким органам, даже выборным. Через выборные органы народ только осуществляет свою власть, и это должно быть прямо указано в конституции республики. Это предполагает наличие широких гражданских и политических прав у граждан, которые в своей совокупности образуют народ, объединившийся в республику.

Здесь же получается, что власть не делегируется народом, а существует самостоятельно в лице этих самых Советов, то есть искусственно созданных субъектов права. Это означает, что народ здесь является не субъектом, а объектом права, а Советы, значит, становятся источником власти. И значит, они выходят из-под контроля народа, начинают сами себя контролировать по своим правилам, а народ становится объектом их манипуляций, экспериментов и, в конечном итоге, объектом эксплуатации.

Далее, государство названо «Российским», из чего должен следовать его национальный характер, но нигде в его тексте не содержится не только определения роли и статуса русского народа, нет нигде даже фразы «русский народ». Возникает вопрос, какое же отношение это государство вообще имеет к России? Не указана даже территория этого государства. Более того, фактически это государство было не российское, а антироссийское, так как именно русский народ больше всего пострадал в результате социалистического эксперимента: от гражданской войны, индустриализации, коллективизации, большого террора, II Мировой войны. Верховная власть СССР по отношению к национальным республикам, особенно мусульманским, всегда вела более осторожную политику, опасаясь за «межнациональное единство» государства.

Конституция провозглашает федеративное устройство страны: «Российская Советская Республика учреждается на основе свободного союза свободных наций, как федерация Советских национальных республик».

Но государство считается федеративным, когда оно состоит из территорий – субъектов федерации, – обладающих определенными признаками государства, юридически определенной политической самостоятельностью, широкими полномочиями в своей внутренней политике, но не обладают при этом государственным суверенитетом. Соответственно, субъекты федерации – «Советские национальные республики», или эти непонятные «свободные нации» – все должны быть указаны в Конституции. Ничего этого нет, но заявлено, что рабочим и крестьянам каждой нации предоставляется право принять самостоятельное решение: желают ли они, и на каких основаниях участвовать в федеральном правительстве и в остальных федеральных Советских учреждениях. (Здесь, кстати, отметим, как РСФСР присваивает себе право диктовать другим нациям, что только рабочие и крестьяне, а не вообще вся нация, могут принять такое решение).