В ответ на отказ крестьян сдавать продовольствие по государственным ценам, которые не соответствовали его действительной стоимости, большевики начали политику продразверстки, согласно декрету «О чрезвычайных полномочиях народного комиссара по продовольствию» от 13 мая 1918 года и другим подобным декретам. Вначале продразвёрстка распространялась на хлеб и зернофураж, а к концу 1920 года – почти на все сельхозпродукты. Помимо того, что продовольствие изымалось фактически бесплатно, зачастую забирались не только излишки, но весь семенной фонд, и продукты необходимые для питания самой крестьянской семьи.

В ответ на бесчинства продотрядов начались восстания, фактически крестьянская война, война города и деревни, которая охватила почти всю страну. К сожалению, крестьяне прозрели слишком поздно, когда Белые армии – единственная сила, которая только могла их спасти от коммунистического рабства – уже были разгромлены и покинули пределы страны, и только в Приморье в 1922 году всё ещё держался Приамурский земский край, которому было суждено стать последним оплотом исторической России.

Крестьянские восстания были поочередно с чудовищной жестокостью подавлены Красной армией. Применялась артиллерия, отравляющие газы, брались и расстреливались заложники, сжигались деревни. Эти преступления не оспариваются даже советской историографией, и не будем на них отвлекаться. Констатируем только, что это было продолжением войны, которую новая власть вела с российским населением. Восстания подавили, но ещё долго продолжалось скрытое сопротивление: продовольствие укрывалось или скармливалось скоту, сокращались посевные площади, крестьяне замыкались в себе и возвращались к натуральному хозяйству.

Неурожаи были всегда, но последний случай голода в результате неурожая в Россиской империи имел место в 1891 – 1892 году. При этом нужно ещё учитывать, что понятие «голод» тогда рассматривалось как синоним слова «недостаток», или, говоря современным языком, «дефицит». Но ни в коем случае «голод» тогда не означал массовую гибель людей от отсутствия продуктов. В дореформенной России преодолению последствий неурожая мешали трудности подвоза продовольствия из-за отсутствия железных дорог. Но этот недостаток был, как известно, с грандиозным успехом преодолен в период послереформенной индустриализации. И следующие неурожаи, благодаря постоянному наличию резервов и своевременным мерам правительства по их подвозу, больше не приводили к серьезным последствиям.

Развязанная большевиками гражданская война сама по себе в местах перемещения армий неизбежно нарушала нормальный цикл сельскохозяйственных работ. Этому же способствовали мобилизации крестьян в Красную армию, которую к тому же нужно было кормить, а к концу войны её численность превысила 5 млн. человек. Все это и так разоряло крестьянские хозяйства, а политика продразверстки, и особенно изымание семенного фонда дополнительно вынуждала их сокращать посевы и поголовье скота. Здесь стоит вспомнить разорение крупных помещичьих хозяйств, которые на самом деле, как правило, являлись курами, несущими золотые яйца – они были наиболее передовыми и продуктивными сельхозпредприятиями, и давали работу местным жителям. Кстати, именно это и вызывало их зависть и желание поживиться за счет чужого добра – в чем собственно главным образом и состояла вся суть «земельного вопроса».

Всё это привело к отсутствию всяких продовольственных резервов – как у крестьян, так и у правительства. В итоге неурожай 1920 года в Поволжье и в центральных губерниях повлек уже настоящий голод, в результате которого за два года погибло более 5 млн. человек.

Вот как сам Ленин отзывался о погибших по его вине людях секретном письме к Молотову 19 марта 1922 года: «… Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаться перед подавлением какого угодно сопротивления» [28]

Не будем отвлекаться на моральную оценку личности человека, не признававшего саму мораль, только отметим, что в этой фразе – «валяются сотни, если не тысячи трупов» – наглядно отразилось отношение новой власти к такой нематериальной категории, как жизнь человека. И констатируем, что такое отношение прямо противоположно традициям прежней царской власти, и не имеет с ними преемственности. Кстати, Николай II, тогда ещё цесаревич, лично возглавлял Комиссию по борьбе с голодом 1891 – 1892 года. И ещё отметим, что и последующие правители СССР в полной мере унаследовали за Лениным такое же отношение к подвластному населению.

Формирование централизованного бюрократического аппарата, монополизм управления и экономики, движение к тоталитарному государству

Строительство невиданного феномена – единого народно-хозяйственного комплекса с плановой административно-командной экономикой в масштабах огромной страны привело к монополизму в экономике и к беспрецедентному росту государственной бюрократии.

В период подготовки к перевороту, и в первый момент после его успеха предстоящее государственное управление представляется автору «Государства и революции» несложной задачей. Он считает, что на основе созданного буржуазией крупного производства огромное большинство функций государственной власти настолько упростилось, что может быть сведено к очень простым операциям записи, проверки и регистрации, что вполне доступно грамотным людям, и может выполняться за обычную заработную плату рабочего. И что полная выборность и сменяемость в любое время любых должностных лиц, и сведение их жалованья к обычной заработной плате рабочего объединит интересы рабочих и большинства крестьян и послужит мостиком, ведущим от капитализма к социализму.

Самой главной первой задачей, просто какой-то панацеей от всех проблем он считает необходимость взять в ежовые рукавицы «эксплуататоров».

Он просто горит этим нетерпением: «С того момента, когда все члены общества или хотя бы громадное большинство их сами научились управлять государством, сами взяли это дело в свои руки, «наладили» контроль за ничтожным меньшинством капиталистов, за господчиками, желающими сохранить капиталистические замашки, за рабочими, глубоко развращенными капитализмом, – с этого момента начинает исчезать надобность во всяком управлении вообще» [29]