3.2. Нормы представительства на Съезды Советов были неравными, в пользу городов:

«Всероссийский Съезд Советов составляется из представителей городских Советов, по расчету 1 депутат на 25.000 избирателей, и представителей губернских Съездов Советов, по расчету 1 депутат на 125.000 жителей»;

«Областные – из представителей городских Советов и уездных Съездов Советов, по расчету 1 депутат на 25.000 жителей, а от городов, по 1 депутату на 5.000 избирателей»;

«Губернские (окружные) – из представителей городских Советов и волостных Съездов Советов, по расчету 1 депутат на 10.000 жителей, а от городов, по 1 депутату на 2 тысячи избирателей».

3.3. Прямые выборы были сохранены только для избрания городских и сельских Советов Депутатов, все остальные депутаты избирались на основе представительства. [24]

Первые общие итоги преобразований

Результаты реформ не замедлили сказаться в полной мере уже к концу 1918-го, особенно в Петрограде и Москве. Не прошло и двух лет с тех пор, когда разгневанные петроградцы из-за хлебных очередей свергли самодержавие, как в обеих столицах попал в разряд дефицита уже не только хлеб, но и такие товары, присутствие которых раньше вообще не замечалось. Это вещи, которые при «старом режиме» привычно окружали людей любых сословий и любого достатка: обувь, одежда, спички, сахар, соль – всё то, на что новая власть объявила торговую монополию. Вряд ли люди, ещё недавно горделиво носившие красные банты и радовавшиеся свободе, могли себе представить, что не пройдет и двух лет, как они будут страдать от голода и холода, стоять в очередях за продовольственным пайком, обменивать вещи на продукты, а улицы перестанут освещаться и превратятся в сплошную помойку. Что свобода обернется в трудовую повинность по расчистке этих улиц. Что русский язык обогатиться такими словами как «мешочник» или «буржуйка» – эти новые слова обозначали то, что спасало людей от смерти – в первом случае от голода, во втором – от холода в нетопленных квартирах. И т. д., и т. п.

Совершив лихой вооруженный налет на государственные и частные банки, правительство большевиков реально завладело только теми деньгами, что хранились в их кассах и сейфах. Как оказалось, эти вроде бы образованные люди, назначившие сами себя правительством огромной страны, на деле плохо понимали даже что такое безналичное денежное обращение, расчетные счета, кредит, ценные бумаги. В итоге было полностью парализовано нормальное денежное обращение в стране, предприятия потеряли средства, хранившиеся на расчетных счетах, и не могли производить взаимные расчеты и выплачивать зарплату рабочим. Тогда новая власть для расчетов с рабочими и других своих нужд запустило печатный станок, и в короткое время получила такую гиперинфляцию, что население стало переходить на натуральный товарообмен. К 1 октября 1920 г. рубль потерял 95 % своей стоимости по отношению к золотому рублю. [25]

Вместо обещанного невиданного роста производительности труда произошло невиданное падение – в некоторых отраслях к началу 1921 года на 80 % от довоенного уровня, общий объем промышленного производства упал до 12 %, а выпуск железа и чугуна – до 2,5 % от довоенного уровня. Аппарат ВСНХ оказался неспособным планировать и управлять производством в таких крупных масштабах. В национализированных предприятиях, которые управлялись рабочими комитетами, царила анархия, элементарная дисциплина была уничтожена. Эти предприятия не поддавались никакому контролю и разворовывались рабочими. Вместо того чтобы передавать свою мизерную продукцию органам Наркомпрода по государственной цене, предприятия её сбывали на черном рынке. Рабочие получали зарплату продукцией и меняли её на продукты. Не имея же промышленных товаров, Наркомпрод в обмен на продовольствие не мог предложить крестьянам ничего из того, что им было необходимо, а деньги крестьяне брать отказывались из-за их обесценивания.

Заводы закрывались из-за полной дезорганизации производственного цикла и разрушения хозяйственных связей с предприятиями – смежниками. В феврале 1921 года остановились 64 самых крупных заводов Петрограда, в том числе Путиловский. Рабочие, да и другие горожане, любыми путями добывали разрешения на выезд из города, и уезжали в провинцию в поисках пропитания, и в 1921 году количество рабочих в Москве сократилось на 1/2, а в Петрограде на 2/3 от довоенной численности. Крупные города заметно опустели. [26]

О том, как изменился Петроград при новой власти к весне 1920 года, можно увидеть из воспоминаний жителей.

«…Весна в этом году установилась ранняя. Благодаря теплым дням начали оттаивать груды экскрементов, наваленных в каждом дворе. Запах на улице стоял невообразимый. Городские власти распорядились вывезти накопившиеся за зиму нечистоты. Обязанность по уборке легла, конечно, на население. В местах, где проходила трамвайная сеть, жители домов вывозили нечистоты прямо на улицу, где они лежали 2 – 3 дня в ожидании вагонов, вывозивших их на свалку. Невообразимую картину представлял Невский, где по обе стороны проспекта тянулись сложенные таким образом возвышения. В дома, находившиеся вдали от трамвая, за нечистотами приезжали фургоны, запряженные лошадьми английской упряжью – остатки транспортных средств бывшего дворцового ведомства…

…Печальную картину являет некогда блестящее Царское Село. Грязь, пустынные улицы, во многих местах зияющая пустота сломанных на дрова домов; деревянные заборы пошли на те же нужды. С каждым приезжающим из Петрограда поездом улица на короткое время оживляется вереницей измученных мужчин и женщин, с непременными для каждого советского обывателя котомками за спиной. Почти все пропитание привозится царскоселами из Петрограда. Коммуна не выдавала своим жителям с самой осени даже 1/4 фунта хлеба, которым пользовались петроградцы. Существовавший в Царском Селе ежедневный базар в смысле пропитания не давал ничего: несколько фунтов мяса, тухлой конины, кой-какие овощи и молоко, главным же предметом торговли являлись предметы обихода, остатки которого царскосельские жители продавали съезжавшимся на базар окрестным крестьянам…

Временами на этот рынок производились облавы: отряд красноармейцев внезапно окружал все пространство рынка, продавцы спешно собирали свои товары, тщетно стараясь укрыть таковые, покупатели в паническом ужасе метались по площади рынка. В результате: все имевшиеся налицо товары конфисковывались, а люди отправлялись на общественные работы. Большинство отпускалось к концу того же дня, и на другой день базар снова кишел людьми…» [27]

Такие описания свидетельствуют о начавшихся процессах уничтожения привычной среды городского обитания, и изменения архитектурного облика городов. Дополним, что уничтожение исторической Москвы началось с того, что были разобраны на дрова шедевры деревянного зодчества – характерные купеческие дома с мезонином, палисадником и деревянными заборами. А зияющие пустоты постепенно застраивались строениями совершенно иной архитектуры, или превращались в площади с памятниками каким-нибудь пролетарским вождям, или улица просто спрямлялась и начинала проходить по этому месту. Всё это началось не при Лужкове и даже не при Сталине, а сразу с приходом большевистской власти, и к нашим дням от прежней Москвы остались только отдельные объекты, необходимые власти как символ могущества и своего имперского происхождения – Кремль и т. п.