Управляемые – это огромный мир простых людей, чьё социальное положение основано на праве собственности, и которые не участвуют в делах государственного аппарата. Это также и рабы, в подавляющей массе государственные, которые использовались при дворе, в мастерских и шахтах, в государственных учреждениях, а также на строительных работах. У богатых людей также были и частные рабы.

Тотальная власть парализует классовую борьбу. Аграрный деспотизм с подозрением относятся к любым политическим объединениям социально недовольных лиц, разрушает их на стадии зарождения и исключает возможность массовых акций. Конфликты внутри правящего класса обычно сводятся к противоречивым требования касательно привилегий, и не приводят к открытым политическим протестам.

Главный критерий повышения социального статуса. Тотальная власть утверждает себя расчётливо и разборчиво и продвигает по службе тех, кто выгоден аппаратному государству. Желательно, чтобы эти люди были талантливы, но главный ключевой аспект тоталитаризма, в котором они должны преуспеть – это тотальное и искусное подобострастие перед старшими.

Правящий класс гидравлического общества является замкнутым классом: люди низших классов пополняют его ряды только по желанию признанных представителей этого класса. В этом отношении он подобен феодальной знати и отличается от высших классов современного индустриального общества, основанного на праве собственности. Его активное ядро является жёстко сплочённым органом, исторически оно было организовано как постоянно действующий, высокоцентрализованный полувоенный элемент системы, а правитель всегда был верховным лидером для его правящего класса. Монополия социального руководства в деспотизме Востока проявляется в форме монополии бюрократической организации. [50]

Виттфогель в попытке определить общественный строй Советского Союза ставит вопрос: можно ли считать, что в СССР произошла азиатская реставрация?

Разбирая этот вопрос, он однозначно отмечает, что это не социализм в понимании Маркса, и сам Ленин в конце жизни считал, что Россия движется по пути азиатской реставрации. Его пессимизм вытекал из того, что демократического контроля над Советским государством так и не было создано, что Россия остается страной рассредоточенных сельских общин, составлявших экономическую основу деспотизма Востока в целом и царизма как его варианта в частности. А также из его собственного мнения, что есть только одна абсолютная гарантия от превращения русской революции в азиатскую реставрацию – победа социализма в промышленно развитых странах Запада, и только одна относительная гарантия – строгий демократический контроль над революционным правительством (без бюрократии, армии, полиции). Но в западных странах так и не произошла ни одна социалистическая революция, а Советский режим быстро создал новую бюрократию, постоянную армию и органы внутреннего надзора.

Тем не менее, Виттфогель не считает это азиатской реставрацией. Он пишет, что Ленин недооценил экономический менталитет представителей нового аппарата. Их не удовлетворяло господство над крестьянами и ремесленниками, и они провели индустриализацию, в результате чего их деспотизм принял промышленный характер. Ключевая особенность агродеспотического общества – монопольное положение правящей бюрократии – в государстве сохранилась, но коллективизация ликвидировала крестьянство как экономический класс и превратила крестьян в государственных сельскохозяйственных рабочих.

Если аграрный деспотизм сочетал тотальную политическую власть с ограниченным социальным и интеллектуальным контролем, то промышленный деспотизм сочетает тотальную политическую власть с таким же тотальным социальным и интеллектуальным контролем. Виттфогель предлагает термин: «аппаратное общество», который охватывает и аграрные, и промышленные формы тоталитаризма, констатируя, что для такого общества нет марксистского определения. К самому централизованному политическому строю из всех до сих пор известных не подходит «феодализм», а «государственный капитализм» не соответствует формации, где отсутствуют частные средства производства и открытый рынок товаров и рабочей силы.

Он пишет: «Маркс явно переоценил гнетущую атмосферу общества Востока, которое он считал системой всеобщего рабства. С долей иронии, но вполне уместно это обозначение, однако, может быть использовано для нового промышленного аппаратного общества. Мы можем с уверенностью сказать, что Октябрьская революция, независимо от провозглашённых ей целей, породила основанную на промышленном развитии систему всеобщего (государственного) рабства» [51]

То есть, Виттфогель не относит реальный социализм к азиатскому способу производства, так как СССР стала индустриальной страной, а восточные деспотии имеют место в аграрных странах. Восленский ему возражает, что сама логика его исследования указывает на то, что «азиатский способ производства» в обществах с ирригационным сельским хозяйством это лишь частный случай: «Общая же закономерность состоит в том, что тотальное огосударствление применяется для решения задач, требующих мобилизации всех сил общества. Использование этого метода – признак не прогресса, а, наоборот, тупика, из которого пытаются выйти, историческое свидетельство о бедности. И прибегнуть к методу тотального огосударствления можно в принципе всюду, где есть государство» [52]

В контексте этого заочного спора двух крупнейших ученых остается только повторить, что общественно – экономическая формация СССР не охватывается рамками марксистского учения, и что единого мнения об этом в обществоведении до настоящего времени не устоялось. Тот же Джилас, например, долгое время считал, что это государственный капитализм, но в конце своей жизни изменил свою позицию, и стал считать, что это промышленный феодализм.

Еще следует констатировать, что несмотря ни на какую индустриализацию, общество «реального социализма» оказалось шагом назад даже в сравнении с классическими обществами восточного деспотизма Древнего мира. В пользу такого вывода говорит то, что эти общества внесли значительный вклад в общий прогресс человечества, и то, что их необыкновенная внутренняя устойчивость была обеспечена не только насилием, но и тем, что в определенной мере они отвечали интересам не только правящего, но и управляемого класса.

Думается, что причина этих достижений состоит в том обстоятельстве, что в восточных обществах существует такой общественный регулятор как мораль и многовековые традиции, основанные на фундаментальных общечеловеческих ценностях, и этот регулятор настолько сильный, что способен реально ограничивать деспотизм правителя. Если не брать во внимание самые крайние факты произвола и жестокости правителей и рассматривать их как эксцессы, если учитывать характер эпохи, то по общему правилу восточный деспот не только опирался на мораль и традиции, но и сам всю жизнь был в их плену. Он в них воспитывался с детства, и всю жизнь, так или иначе, находился под их влиянием.