Эмили отправилась открывать и вскоре привела Эвелину. Девушка остановилась напротив меня в позе, без слов говорящей, что почитать спокойно мне не удастся еще долгое время. Я отложила книгу.

— Присаживайся, Эви.

— Нет, я хочу знать, почему все в этом доме считают, что я ничего не должна знать, — воинственно осведомилась она.

— Что именно ты хочешь узнать? Кажется, я никогда ничего от тебя не утаивала. Но у меня ты еще ничего не спрашивала.

Эвелина немного сбавила обороты.

— Да, наверное, — и вздохнула, — извини. Я немного взвинчена.

Ну, этого она могла бы не говорить.

Девушка села рядом со мной и сложила руки на коленях.

— Это правда, что Луиза хотела тебя отравить?

Интересно, сколько раз еще я услышу подобный вопрос? Вскоре, я на стенку полезу.

— Да, — коротко отозвалась я.

— Господи! Но почему?

— Думаю, у нее были на то причины. Во-первых, деньги. Ей заплатили целую тысячу. Она сама об этом сказала.

— Какая гадость! — воскликнула Эвелина, подскочив на месте, — за какую-то паршивую тысячу она согласилась на убийство! Отвратительно! Да я бы и за миллион не стала такого делать!

— Но ты ведь и не Луиза.

— Слава Богу, как мне повезло! Погоди, ты сказала, во-первых. Есть и во-вторых?

— Конечно. Она меня терпеть не могла. Думаю, вполне могла бы сделать это и бесплатно.

— Терпеть не могла? За что?

— Вот этого я не знаю. Но это было заметно. Частично из-за Кадо, полагаю. Он не очень ее любил.

— Бедняжка Кадо, — всхлипнула Эвелина, — из-за этой гадкой девицы он умер. Какая дрянь! Я ни сколечко не жалею, что она умерла. Ни капельки! Так ей и надо! Белла! — вдруг ахнула она.

— Что?

— А лестница? Выходит, она столкнула тебя с лестницы?

— Выходит, так.

Эвелина секунду молчала, а потом сказала такое, отчего у меня глаза на лоб полезли. Это вполне мог бы сказать ее брат и я бы не удивилась. Но Эвелина!

— Где ты это слышала?

Она немного покраснела, но взгляда не отвела.

— Огюстен частенько ругается, но я делаю вид, что не слышу. Но на самом деле-то я все слышу, и кое-что остается в памяти.

— Понятно. Но надеюсь, ты не будешь повторять это слишком часто.

— Повторять не буду. Но раз сказала, то жалеть не собираюсь. Это еще слишком мягко по отношению к этой… Мало того, что она втерлась в доверие к Огюстену, мало того, что ходила по дому с таким видом, будто он принадлежит ей, так она еще и с лестницы людей сталкивает! Гадкая, отвратительная особа! Жаль, меня вчера там не было! Ее следовало сперва хорошенько отколотить.

— Боже мой! — ахнула я, — что творится! Какое же я оказываю отрицательное воздействие на окружающих! Еще месяц назад тебе такого и в голову не пришло бы! А сейчас ты собираешься кого-то колотить.

— Ты здесь не при чем, — заявила Эвелина, — она это заслужила.

Нет, все-таки, в этом есть моя вина. Причем, прямая. Раньше этой застенчивой, скромной девушке и в голову не приходило, что отношения можно выяснять с помощью кулаков. А пришла я, посеяла эти вредные мысли в ее голове — и вот, пожалуйста! Никогда не думала, что могу подавать столь вредный пример. Ведь по сути, мне самой следовало брать пример с окружающих Манеры мои, мягко скажем, далеки от совершенства.

— Обещай, что не станешь так ругаться в присутствии своего брата. Он, наверняка, подумает, что это я тебя научила. Мне хватает скандалов и без этого.

— Он так не подумает, — возразила она, — ты никогда так не ругалась.

Ну, слава Богу, успокоила! Можно подумать, это кого-то убедит.

За обедом в столовой стояла напряженная тишина. Все дулись на всех, кроме меня, поскольку я уже пережила это состояние и сейчас мне хотелось только покоя. Я очень надеялась, что они не станут ругаться. Меня это утомляло.

Слуга поставил передо мной очередное блюдо, накрытое крышкой. Не ожидая ничего дурного, я кивнула, молча велев ему положить мне кусочек. Слуга услужливо приподнял крышку… и я застыла с открытым ртом.

Не думайте, что я остолбенела от необыкновенной привлекательности кушанья. Напротив, это зрелище могло вызвать разве что, тошноту. И потом, ничего подобного я вовсе не ожидала увидеть.

На круглом блюде лежала большая упитанная крыса. Она была мертва, об этом свидетельствовали выпученные глаза, полуоткрытая пасть и кусок тонкой веревки, затягивающей шею. Крыса была задушена. Если думаете, что я была в восторге от подобного зрелища, то очень ошибаетесь. Я, конечно, не любила крыс, но не до такой степени, чтобы умиляться их виду за обеденным столом. Только сейчас я сумела оценить в полной мере свои детские шалости. Просто удивительно, что никто до сих пор не удосужился меня выпороть. Да если бы мой собственный ребенок сотворил хоть десятую часть того, что делала я, он бы уже давно не мог сидеть.