Я брела по лесу, зацепляясь шлёпками за корни деревьев и еле удерживая равновесие. Лицо горело от слёз, которые быстро закончились. Я находила странное утешение, что быстро шла, подвывая, как раненая кошка. Нет, не кошка, тигрица, у которой не просто отняли часть её, а ещё и перед этим публично разорвали на части и растоптали клочки. А моя любовь к Витьке и была тем живым существом, моим ребёнком, самым лучшим, что я могла когда-либо отдать.

Я удивилась, когда передо мной оказалась берёзовая роща. Я даже не поняла, как быстро смогла до неё добраться. И там, в сияющем белоснежии берёз, я громко дала себе слово, что больше никогда не попаду в такую ситуацию и не отдам свою жизнь слабакам. И ещё я … больше никогда не позволю себе любить.

Последнего я могла и не произносить, вероятность того, что я теперь кому-нибудь поверю, приближалась к нулю. Я обнималась с берёзами, мои распущенные волосы цеплялись за шершавую кору. Я разматывала их и шла к следующему дереву. Я плакала, что-то шептала, рассказывала. Я была одна на свете и кроме этих берёз, мне не с кем было разделить мою боль. А потом вышло солнце и согрело меня. И я заметила, что замёрзла. Замёрзла так, что стучу зубами от холода и не замечаю этого. Тогда боль отпустила меня, а в моё сердце влилось ледяное спокойствие берёз. Я вспомнила, что где-то там стоит мой брошенный дом и, несмотря ни на что, мне есть где согреться.

Когда я вернулась, калитка оказалась распахнутой настежь. Он был так занят своей дочерью, что забыл закрыть калитку на потайной гвоздик сзади. И это было знаком для меня, что как я не стала его любимой, так и мой дом не стал его домом. Он лишь… пользовался нами.

Я поднялась по ступенькам и вошла в гостиную. Ужасно хотелось есть. В холодильнике мой взгляд наткнулся на завёрнутый в полотенце комок теста. Я с досадой вытащила его, чтобы выбросить, а потом внезапно подумала, что первое, что я должна сделать, чтобы выкарабкаться и снова научиться уважать себя, испечь пирог.

Я включила чайник и взяла валявшийся, такой же одинокий как я, со вчерашнего дня кочан капусты и начала шинковать его острым ножом, приговаривая, как больная, что это будет волшебный пирог, который вернёт мне утерянную силу. Это будет самый лучший пирог, который я испеку и самый вкусный, потому что ещё никогда я не пекла только для себя. А я, без сомнения, это заслужила.

Вдруг нож соскочил, и я порезалась, но почему-то упрямо продолжала шинковать капусту, с мрачным удовлетворением замечая, как кровь пропитывает будущую начинку пирога.

Пирог с кровью!

Отлично!

Как жаль, что я не могу угостить им Витьку.

Почему все мысли только о нём?!

Я бросила нож и громко крикнула на весь дом: «Это мой пирог!»

«Это только мой пирог!»

«И я испеку его для себя».

Медитация удалась. Пирог получился на славу. Надеюсь, на мою будущую. К примеру, дадут мне за эту книгу нобелевскую премию. Если я решусь издать биографию своей жизни. Ведь не у всех же такая интересная жизнь, как у меня?

Я отрезала ещё кусочек пирога и в очередной раз, переключив канал телевизора, попала на передачу о тиграх. Вспомнила, как Николай советовал учиться свободе у животных и раз в месяц посещать зоопарк.

Я, конечно, этого не делала, но решила попробовать и представила себя тигрицей, подкарауливающей добычу.

Прыжок! И я вместе с ней вцепилась в горло косуле. Я так вошла в роль, что с глотком чая почувствовала привкус крови во рту.

Или это послевкусие пирога?

Я досмотрела передачу до конца и то ли от пирога, то ли от передавшейся мне силы тигрицы, почувствовала, что снова могу жить.

Глава 7

Написав последнее предложение, Кристина отодвинула ноутбук и спрятала лицо в ладонях, облокотившись на стол. И всё-таки, надо признаться самой себе, что, несмотря на упорную борьбу, Витька с его наглыми поцелуями не выходит из головы.

Как она могла так наивно предполагать, что её любовь порвёт все связи и разрушит данные ранее обещания?

Кристина издала звук, больше похожий на рыдание, чем насмешку. Как выяснилось, её любимый венчался со своей половиной в церкви. Когда жёнушка, разыграв обиду по нотам, явилась оскорблённым достоинством, он вдруг вспомнил о своём церковном обещании.

Какая чушь! Кристина передёрнула плечами. Зачем же он тогда явился к ней со своим прежним плодом венчанной любви на руках? Надо было сидеть, ждать и воспитывать детей, а не вешать на неё свои проблемы.

И тут же заботливая память прокрутила плёнку жизни назад, и Кристина увидела счастливые Витькины глаза и почти почувствовала колючее прикосновение усов и шёпот: «Я так счастлив, что ты со мной. Ты навсегда моя!»