Наверно, правда, Ленка, подумала я. И они вышли прогуляться. Глухой толчок внутри груди. Что-то подталкивает меня туда, а ноги не идут. Страшно. Да что может случиться в летний день при солнечном свете?

Обозвав себя трусихой, я подкралась к калитке и выглянула.

Они лишь немного отошли в сторону. Витька, Алёнка и … сбежавшая мать семейства. Глядя на её бледное лицо, мне вдруг подумалось, что в Турции она не была. Наши взгляды встретились. Я до сих пор не помню во что она была одета, но я вдруг почувствовала себя голой. Очень странное ощущение. И ещё у меня отключились все чувства и реакции. Я тупо смотрела, как она обнимает одной рукой Алёнку, а та прижимается к ней. Витька, насупившись, стоял напротив. Обернулся. Увидел меня. Почему-то я ждала, что он подойдёт ко мне. Но мой любимый … отвернулся.

И я вдруг поняла, что всё чудовищно не так. И наша жизнь при появлении его жены растворилась, как мираж. Ничего не было. Они как были втроём, так и остались. Просто она куда-то уезжала. И я приютила их на время, а вовсе не создала семью, как мне казалось.

Я вошла в дом и машинально заперла калитку на щеколду. Подумала, что никто не придёт. В столовой мой взгляд упал на большой комок теста и лежавший рядом кочан капусты. Пирог, который я так и не смогу испечь. Не для кого. Для себя я не стану это делать.

И всё же я не стала выбрасывать тесто в мусорное ведро. Наверно, во мне ещё жила крохотная надежда, что Витька вернётся. Пусть без Алёнки, но вернётся. Хотя разумом и сердцем, я понимала, что если и вернётся, то за вещами.

В том взгляде, который он бросил на меня, была жалость. И ещё ему было стыдно. Но там не было любви.

Я дошла до дивана, где только что сидел мой любимый, и выключила телевизор. Прижала руки к сердцу: мне было трудно дышать и отчаянно хотелось в туалет. Но сделать эти несколько шагов не было сил. Потом, когда настойчивый порыв всё же прогнал меня в уборную, я не смогла выдавить из себя ни капли. Внутренний спазм сжал мочевой пузырь, что я не смогла выполнить простейших функций. Натянув трусы, я вернулась на диван и пыталась продышаться. Мой мир задавил меня обломками, и я могла только судорожно хватать ртом воздух, не надеясь выплакаться.

Я лежала и смотрела на догорающие в закате сосны. Не помню, думала ли я о чём-нибудь или просто ждала. Прошёл час, два, три. Они не могли столько времени простоять у калитки, они уже ушли. И Витька ушёл с ними. Даже не объяснившись со мной. Даже не позвонив.

Когда стемнело, боль заполнила каждую клеточку моего существа, я поняла, что должна выпить. Мне требовалась анестезия. Я не держала в доме алкоголя, мы с Витькой пили только пиво, которое тоже не хранилось в холодильнике, а сразу выпивалось. И тут я вспомнила, что вчера после сделки мой клиент подарил мне виски, о котором я совершенно забыла. В тот день я торопилась домой, у меня были пакеты из супермаркета: а эти двое сидели и ждали, пока я накормлю их.

При мысли о вчерашнем дне сердце так сжалось, что я застонала. Сначала тихо, а потом во весь голос. Услышать меня могли только сосны.

Я медленно спустилась с крыльца и подошла к кошке. Мяукнув в ответ сигнализацией, она приветливо распахнула мне салон, словно ожидая, что я сяду за руль и куда-нибудь поеду. В моей машинке была душа, и она любила меня. Оберегала от аварий, несмотря на мою неосторожную езду. Я похлопала её по бочку и закрыла. Может быть, завтра, хотя вряд ли.

Прижав бутылку виски к груди, как ребёнка, я тут же открутила пробку и сделала глоток из горла, как заядлая алкашка. Виски обожгло горло, и я почувствовала спасительное тепло, побеждающее боль.

Заснула я на диване, уничтожив всю бутылку. Утром еле разлепила глаза от слипшихся от туши ресниц. Наверно, я плакала. Впрочем, этот вечер остался в небытии. Меня уже в нём не было. Алкоголь поглотил меня вместе с болью.

Странно, что утром не болела голова. Клиент был прав: виски отменное. По пути в ванную я проверила телефон. На нём не значилось никаких входящих вызовов.

Как же так можно?

Умывшись, я сварила кофе. Раздался звонок домофона.

Это он! Сердце колотилось об рёбра, в голове шумело. Я не разрешала себе думать, пока прошагала до калитки. Отодвинула засов. Они снова были вдвоём. Те, с кем я жила последние месяцы, для кого так и не успела приготовить пирог. Витька и Алёнка. Предатели. Впрочем, нет, предатель был один. Что взять с восьмилетней девочки?

Я упёрлась в Витькины зелёные глаза немым вопросом.

– Мы за вещами, - объявила Алёнка каким-то пронзительным голосом и взяла отца за руку.

Я вдруг поняла, что она не ребёнок, а истинная женщина, уже научившаяся манипулировать людьми. Из-за неё у нас всё развалилось. Я уже хотела сказать Витьке, чтобы он никого не слушал, чтобы заглянул в себя, вспомнил, что у нас было. Ещё можно вернуть. Я прощу эту ночь и никогда не вспомню. Только не уходи.

– Так будет лучше для всех, - сказал Витька, сжимая руку дочери.