Юноша не мог понять, что за чувство вдруг начало нарастать в его груди. Какая-то гремучая смесь из жалости, нежности и чего-то ранее не испытываемого заставила его наклониться к девушке и впервые поцеловать ее.

***

Сидя на балконе, я докуривал уже третью по счету сигарету и всматривался в желтые кроны деревьев, пытаясь почувствовать, какие же ощущения вызывает неожиданно посетившее меня воспоминание.

Этот первый поцелуй и все, что за ним последовало, навсегда отпечаталось в памяти. Все органы чувств помнили все так, будто прошла лишь пара недель, а не ровно десять лет. И у меня никак не укладывалось в голове, что всего этого могло не быть. Что же тогда происходило в тот вечер, после разговора с мамой за ужином? И был ли вообще тот разговор? Чему, в таком случае, вообще можно верить, если практически все мои воспоминания были услужливо предоставлены моим же собственным мозгом, и не имеют ничего общего с происходящим в действительности? Может, и сейчас не существует ни этого балкона, ни пачки сигарет, ни даже этого дерева с ярко-желтыми и еще не опавшими листьями. Да и самого меня, может, не существует в данный отрезок времени, и заперт я сейчас в собственной палате, поневоле ставшей домом, до конца своих дней.

Я вдавил окурок в жестяную банку от каких-то консервов, хранящую следы долгих лет использования, и вдохнул полной грудью влажный осенний воздух.

Нет. Все это не может быть иллюзией.

Алиса, долгие разговоры днями и ночами, тепло ее рук, блеск ее зеленых глаз, да и вообще все, что с ней связано, – возможно. Но не эти дни за пределами больницы, с опьяняющим ощущением свободы и желанием двигаться, а не сидеть на месте.

Я здоров впервые за последние восемнадцать лет жизни.

Конец ознакомительного фрагмента.