«Почему в огромном мире возможностей есть такие пути, за границами которых – полная мучений и ошибок жизнь? И почему потом приходится смотреть на мир с этой помесью усталости и отвращения и думать, когда же ты свернул не туда? И где вообще находится эта точка невозврата?.. Где ты? Я так хочу вернуться…», – нескончаемым потоком в голове понеслись мысли, жившие, казалось, отдельно от меня.

Но тут тихий щелчок прервал мои размышления, и дверь медленно открылась внутрь. Я чуть было не потерял равновесие, и настороженно взглянул в темноту дверного проема. С первого взгляда было ясно, что в квартире никого нет, и дверь просто была не заперта, и открылась при малейшем нажатии. Я почувствовал, как мороз пробежал по коже, но решил все же войти, хоть и понимал, насколько это глупая и опасная затея.

В этот раз уже недоумение вытеснило все остальные эмоции. Квартира была пуста и заброшена, казалось, много лет назад. Огромные слои пыли на подоконниках, торчащие из потолков провода, вместо висевших здесь раньше люстр, ободранные занавески, висящие на окнах подобием зловещей паутины, и невероятных размеров горы мусора…

Я прошел в кухню, осторожно переступая через валяющиеся на полу отсыревшие грязные доски. В свете фонарей с улицы было очень тяжело что-либо разглядеть, но даже в темноте отслеживалось плачевное состояние жилья, судя по которому, вряд ли хозяева ушли меньше семи лет назад. Но, в этом случае, все мои воспоминания действительно не могли соответствовать тому, что я видел теперь своими собственными глазами… Худшие опасения подтверждались, но я по-прежнему не желал в это верить.

Я подошел к окну. Этого просто не могло быть на самом деле. Я ведь так часто стоял здесь, действительно стоял, на этом самом месте, глядя на фонарь, который всегда отвлекал от выяснения отношений с Алисой! Я помнил все эти ссоры и примирения как вчера, и каждый квадратный сантиметр этой кухни отзывался в памяти целым фейерверком эмоций!

Но сейчас это была просто бетонная коробка, в которой, казалось, вообще никогда ничего не происходило…

Выбежав из квартиры и перескакивая через несколько ступенек, я незаметно для самого себя преодолел три этажа и забарабанил в дверь квартиры, номер которой был указан в записке матери. Через некоторое время я услышал, как дважды щелкнул замок и увидел на пороге заметно постаревшего отца. Отец сначала с непониманием смотрел на меня в упор, будто не узнав, но потом, не проронив ни слова, крепко обнял.

– Только не говори, что ты сбежал, – со смехом произнес он, отстраняясь и пропуская в квартиру.

– Хотелось бы, будь это на пару лет раньше, – я улыбнулся, и, поставив сумку в прихожей, разулся, – Надеюсь, ты не против, если я поживу у тебя немного?

– Ты мой сын, как я могу быть против? Живи сколько угодно. Я же… хм… понимаю все.

Я ободрительно похлопал отца по плечу.

– Не бери в голову. Все в порядке. Может, попьем чай? Или что покрепче? – подмигнул я.

Отец снова засмеялся и показал жестом следовать за ним. Мы вошли в просторную уютную кухню, где отец достал из навесного шкафчика пузатую бутылку коньяка.

– Ты только не огорчай меня, сын, и не пей залпом. Иначе я усомнюсь в твоем воспитании и в своей роли в этом твоем воспитании. Коньяк – благородный напиток, и спешка здесь неуместна. То, как человек пьет коньяк, показывает уровень его интеллигентности.

Из другого шкафа отец достал бокалы и заполнил их не больше, чем на четверть. Придвинув один бокал ближе ко мне, он пристально посмотрел мне в глаза.

– Расскажешь, как тебе жилось? Но если тебе тяжело об этом говорить, я пойму.

– Ну… Еще минут двадцать назад было тяжело… А теперь… Даже не знаю, что тебе рассказать. Темнота. Тишина. Провалы в памяти. Я даже не имею представления, сколько наберется воспоминаний у меня за эти семь лет жизни. Хорошо, если вспомню хотя бы половину, – я задумчиво пожал плечами, избегая смотреть в глаза отцу и изучая разводы на стенках бокала, – Не знаю, что это было. Те провалы в памяти после срывов, которые случались и до больницы, или же побочные эффекты от лекарств, половину из которых, особенно в самом начале, я даже не принимал.

– Не потому ли восстановление заняло столько лет? – медленно, подбирая каждое слово, спросил папа.

– Может и так. Еще час назад я был уверен, что все это зря. Что меня лечили от чего-то несуществующего. И что на самом деле я был здоров, когда попал туда, но произошло недоразумение, и я просто не мог никому доказать правду. Даже когда они, как мне казалось, видели эти доказательства – ситуация только ухудшалась. Как же это было нелепо на самом деле – все эти доказательства психического здоровья от человека с галлюцинациями… Но я был не один такой. Каждый второй считал своим долгом доказать, что он там по ошибке. Со стороны это казалось самым глупым и нелепым, что можно было сделать в этой ситуации. Неоднократно я думал, что куда им-то пытаться доказать свою правоту, их нестабильность была видна невооруженным взглядом!.. А я сам был таким же эмоционально нестабильным и психически неуравновешенным пациентом, который год за годом пытался доказать нецелесообразность своего пребывания в клинике. Теперь я, кажется, понял, что меня все же лечили. Только не от несуществующей болезни… А от несуществующих воспоминаний…

Повисла долгая пауза, не нарушаемая даже звуками с улицы. Понимающе кивнув, отец снова долил коньяк в опустошенные бокалы. Я решил первым нарушить молчание.

– Можешь мне на один вопрос ответить? На первом этаже квартира есть пустая. Чья она? Давно там не живут?

Отец задумчиво пожевал губу.

– Хм… Не могу сказать наверняка, я живу здесь чуть больше четырех лет. Все это время единственными, кто туда наведывался, были местные наркоманы и бомжи. Хотя хозяева, вроде, приезжали пару раз, я их видел, когда с работы возвращался. Они, кажется, обсуждали ремонт и продажу, если я правильно понял, но последний раз это было около трех лет назад. Больше я их не видел, а квартира как стояла открытая, так и стоит. Даже странно, что ее еще никто не прибрал к рукам.