Следующее заседание Теоретической подсекции датируется 22 октября 1925 года. Протокол № 3 (председатель – Сахновский, ученый секретарь – Волков) сообщает:

«Слушали: вопрос о программе занятий Теоретической п/секции в 1925–26 гг.

Постановили:

1. Начать в первую очередь работу по изучению методов театроведения: изучение вести в порядке анализа следующих вопросов: 1) что такое театр как объект театроведения; 2) объем театроведения; 3) вспомогательные дисциплины театроведения; 4) метод театроведения.

В повестку заседания 5 ноября поставить

I. Обсуждение первого вопроса. Предложить членам теоретической подсекции представить свои соображения в виде кратких тезисов.

II. Рассмотрение плана организации изучения театральной критики» [215] .

28 октября Якобсон читает доклад «Теория театра и ее место в системе театрального знания» [216] .

5 ноября 1925 года Сахновский делает специальное «Вступление в беседу на тему: „Театр как предмет театроведения“» [217] . Будучи ответом на доклады Якобсона (кроме «Теории театра…» еще и доклад, прочитанный, напомню, 29 мая: «Элементы спектакля и их эстетическое значение»), оно знаменует начало долгой и чрезвычайно интересной дискуссии о сущности и методах изучения театрального искусства как культурного феномена.

Именно на территории Теоретической подсекции обозначаются позиции и разворачивается спор искусствоведов-методологов с театральными практиками, философов – со знатоками, «людьми театра». Точку зрения первых представляет молодой ученый Якобсон, понимание театра теми, кто его создает, последовательнее и энергичнее прочих отстаивает Сахновский. Полемика между ними, обозначившая полярные точки зрения на предмет, будет вестись три следующих года (ей посвящена глава 4).

26 октября 1925 года определяются задачи комиссии Автора (председатель – Новиков): изучать теоретические вопросы драматургии, взаимоотношения сцены и автора, сценичность драмы.

12 ноября Гуревич докладывает о театральной библиографии [218] . А через два дня, 14 ноября, на Президиуме обсуждается вопрос о сборнике статей по истории театра во время революции (хотят, чтобы он успел выйти к ее 9-й годовщине) [219] . В председатели комиссии, готовящей сборник, предлагают О. Д. Каменеву [220] .

30 ноября на заседании комиссии Автора Новиков читает доклад «Факторы сценичности пьесы» [221] . Замечу, что в Теасекции считалось хорошим тоном, когда заведующий первым обращался к проблематике руководимой им подсекции, выступая перед своими сотрудниками.

Доклад присутствующих, судя по обсуждению, не удовлетворил. Но то, что на заседание собралось около тридцати человек, – знак интереса к теме.

Новиков сопоставляет действие в пьесе и физические действия, психологический комплекс драматического произведения – и химические процессы. При обсуждении Якобсон заявляет о своем неприятии самого метода работы докладчика: аналогии, приводимые тем, чересчур механистичны. Волькенштейн говорит о музыкальности строения драмы и, стремясь дать определение, что же такое сценичная пьеса, предлагает следующее: это «пьеса с динамикой, богатая мизансценами». С. Н. Экземплярская полагает, что необходим анализ конкретного текста пьесы и что параллели между музыкальным произведением и драмой могут быть поддержаны.

Вступая в спор с Якобсоном, Новиков сообщает, что он – принципиальный противник формального метода. Его поддерживает Сахновский: «Я прихожу в отчаяние от тех возражений, которые делает Якобсон, требуя такой научной строгости. Я думаю, что у него есть некоторое право, так как он выступает от имени науки. Но такая наука для познания предмета театра убийственна. <…> Иван Алексеевич напрасно смущался за терминологию, которой он пользовался, – театр нужно исследовать другим путем. Нужно создать веселую науку [222] <…> Надо дать термины первозданные, а не выдуманные».

Прервем на мгновение спорящих, чтобы заметить: реплика Сахновского («нужно создать веселую науку»), произнесенная здесь впервые и не раз встречающаяся при обсуждениях докладов в дальнейшем, возможно, отсылает не к известной книге Ф. Ницше «Веселая наука» (1882), а связана с опоязовским призывом «делать вещи нужные и веселые» [223] . То есть, яростно отрицая какую бы то ни было полезность и уместность формального метода в изучении искусства театра, ниспровергатель прибегает к формуле записных формалистов.

Прения продолжаются, подсекция Теории уже работает, обсуждения предлагаемых терминов начаты.

В конце ноября 1925 года Теасекция получает десятую вакансию действительного члена и две вакансии – научных сотрудников. 3 декабря под председательством Г. Г. Шпета в Теасекции проходят перевыборы должностных лиц [224] .

Отметим, что все без исключения сотрудники, начиная с заведующего секцией и отдельных подсекций, не просто обсуждаются на заседании, но и баллотируются, за каждого из них голосуют поданными записками, то есть – тайно. Протокол фиксирует происходящее: на две вакансии штатных научных сотрудников претендуют трое: Н. Д. Волков, С. С. Заяицкий и П. М. Якобсон. Якобсон не проходит и будет продолжать работу, находясь вне штата. За избранных подано по двенадцать записок (всего присутствуют пятнадцать человек). Председателем Теасекции остается В. А. Филиппов, ученым секретарем – П. А. Марков. Заведующим подсекцией Истории театра – А. А. Бахрушин, заведующим подсекцией Теории театра – В. Г. Сахновский, заведующим подсекцией изучения Творческих процессов – Л. Я. Гуревич, комиссии Современного театра и репертуара – С. А. Поляков, комиссии Автора – И. А. Новиков, комиссии Островского – Н. П. Кашин, изучения Зрителя – Н. Л. Бродский, Революционного театра – А. М. Родионов [225] . Чуть позже уходит Бахрушин (хотя справочные издания сообщают, что он руководил работой Теасекции с 1921 по 1927 год, источники этого не подтверждают); избирается новый заведующий подсекцией Истории театра – Н. Д. Волков.