Почему государь передает власть по наследству? Согласно Гегелю, это происходит благодаря порядку престолонаследия, то есть естественной преемственности, когда при освобождении трона предотвращаются притязания клик. В таком случае это всего лишь следствие, превращенное в основание, которое основывается не на имманентной идее государства, а на чем-то внешнем. Точно таким же образом, если полагать, что государя можно избирать, то поскольку ему надлежит заботиться о делах и интересах народа, постольку и тому следует сделать выбор, кому он поручит заботу о своем благе. Если только из этого решения населения возникает право на правление государством, то данный взгляд будет «поверхностным». В действительности «избирательная монархия представляет собой едва ли не худший из институтов» [18] . Гегель не прибегает к объективной истории как таковой, а приходит к системе престолонаследия, исходя из понятия «монарха», так как наследственность власти государя есть «содержащийся в ее понятии момент» [19] .

Это означает, что сын государя предопределен быть правителем, то есть физическое рождение способствует тому, что некий человек занимает наивысшую государственную должность. Подобно тому, как животное обладает от рождения определенным местом, характером, образом жизни и т. д., человеческое рождение связывается с занятием крупной государственной должности. В этом проявляется смешение физических и социальных качеств человека. Рождение дает человеку лишь индивидуальное бытие и, прежде всего, дает жизнь лишь как природному индивиду. Государственные функции и полномочия являются социальными, а не природными продуктами, поэтому между физическими и социальными качествами или, иными словами, между рождением человека и его индивидуализацией в определенном социальном положении и выполнении социальной функции нет непосредственного тождества. Маркс пишет по этому поводу следующее: «Я являюсь человеком в силу рождения, независимо от общественного признания, пэром же или королем от рождения я являюсь лишь в силу общего признания. Лишь признание делает рождение этого человека рождением короля; следовательно, королем делает человека не рождение, а признание его таковым. Если рождение, в отличие от всех других определений, непосредственно дает человеку определенное общественное положение, то это значит, что тело человека делает его носителем данной, определенной социальной функции. Его тело оказывается его социальным правом. В этой системе телесное достоинство человека, или достоинство человеческого тела (в более развернутом виде это можно было бы выразить так: достоинство физического, природного элемента государства), выступает в такой форме, что определенные, а именно высшие социальные звания являются званиями определенных, предопределенных рождением, тел» (1955. Т. 1. С. 342).

Здесь Маркс отчетливо разделяет человеческое физическое качество (рождение) и социальное (положение в обществе). Вне всякого сомнения, родившись, человек получает свой жизненный удел, физическое существование, но это не является причиной и основанием для обладания определенным социальным статусом. Система майората, которая включает в себя престолонаследие, – это политический строй, основанный на частной собственности. Маркс пишет об этом: «В таком государственном строе, в котором гарантией является майорат, гарантией политического государственного строя является частная собственность. В институте майората это принимает такой вид, что подобной гарантией служит особая разновидность частной собственности. Майорат есть лишь особая форма существования всеобщего отношения между частной собственностью и политическим государством. Майорат есть политический смысл частной собственности, частная собственность в ее политическом значении, то есть в ее всеобщем значении. Государственный строй является здесь, таким образом, государственным строем частной собственности» (1955. Т. 1. С. 346). Поэтому Маркс критикует Гегеля за то, что он доказал, что монарх должен родиться, но не то, что рождение делает его таким. Если человек предназначен быть монархом исходя из природы, физического рождения, то суверенитет, монархическое достоинство в таком случае надо было бы считать чем-то таким, что дается рождением. Тело монарха определило бы его достоинство. Таким образом, по Гегелю высочайшей инстанцией в государстве вместо разума оказалась бы физическая природа, и качество монарха определялось бы по рождению так же, как и в случае со скотом. Человек и животное утрачивают свои отличия: лошадь порождает лошадь, монарх порождает монарха. Маркс иронизирует по этому поводу: «Что человек в силу рождения предназначен быть монархом – это так же может стать метафизической истиной, как догмат о непорочном зачатии богоматери Марии» (1955. Т. 1. С. 256).

Взгляд Маркса на вопрос о государстве в работе «К критике гегелевской философии права» свидетельствует о переходе от разоблачения священного образа отчуждения к его несвященным образам, от критики религии и теологии – к критике политики и государства. Восприняв основные идеи «Сущности христианства» Фейербаха и связав их с собственным опытом и теоретическими рассуждениями периода работы в «Рейнской газете», в частности с историческими исследованиями в Кройцнахе, Маркс проанализировал отношения между политическим государством и гражданским обществом. Гегель рассматривал второе вместе с семьей как сферы идеи государства, полагая, что дух разделяется на них, чтобы их преодолеть и стать для себя бесконечным действительным духом. Маркс противостоял такой точке зрения. Наравне с политическим государством он также выделил неполитическое (или материальное), которое в действительности означает гражданское общество. Маркс развил эту мысль: «Разум государства не имеет, следовательно, никакого отношения к распределению материала государства между семьей и гражданским обществом. Государство возникает из них бессознательным и произвольным образом. Семья и гражданское общество являются как бы темной природной основой, из которой возгорается светоч государства» (1955. Т. 1. С. 223). Таким образом, гражданское общество рассматривается в качестве основы, а образование политического государства является не результатом мистической силы идеи, а бессознательным, то есть объективным, процессом.

Маркс признал обусловленность политического государства семьей и гражданским обществом или, иными словами, их тождество, а также раскрыл их отделимость друг от друга, то есть их «отчуждение внутри единства». Гегель при этом полагал, что между государством всеобщих интересов и особыми интересами семьи и гражданского общества существует противоречие. Однако он пытался примирить это противостояние через посредничество: «Оно [государство] имеет свою силу в единстве всеобщей конечной цели государства и особого интереса индивидов». Однако Маркс, развивая тему отчуждения в своих исторических исследованиях, рассматривал процесс взаимного отчуждения политического государства, с одной стороны, и семьи и гражданского общества – с другой, имея в виду последовательность развития истории. Согласно Марксу, в рабовладельческом обществе Древней Греции сам государственный строй был един с народной жизнью, то есть у политического государства не было «субстанциального единства» с гражданским обществом. Оно не обладало формой иллюзорной всеобщности возвышения одного сословия над другим. Общее дело государства имело частное значение для граждан, как таковое оно было подлинным единственным содержанием жизни и воли граждан. В Средневековье, во время феодального общества, это единство достигло «вершины». Сословия гражданского общества вообще стали политическими. Феодалы, крепостные, помещики, гильдии ремесленников, другими словами, собственность, торговля, общественные организации и каждый отдельный человек – все обладало определенным политическим положением, так как социальная сфера носила государственный характер. Маркс писал об этом следующее: «Вершиной гегелевского тождества были, как он сам признает, Средние века. Здесь сословия гражданского общества вообще и сословия в политическом смысле были тождественны. Дух средних веков можно характеризовать так: сословия гражданского общества и сословия в политическом смысле были тождественны, так как гражданское общество было политическим обществом, так как органический принцип гражданского общества был принципом государства» (1955. Т. 1. С. 301).

Капиталистическое общество имеет другой вид. То, что «тождество [гражданского общества и государства] уже исчезло» и они стали «двумя действительно различными сферами», свидетельствует об отделении политического государства от гражданского общества.

Рождение и развитие капиталистического общества вынудило средневековые политические сословия стать социальными, иными словами, они утратили свойственные им привилегии и характер. Сословное положение в гражданском обществе было другим, нежели в политическом государстве. Вне зависимости от принадлежности к какому-либо сословию (классу), формально все обладали равными правами. Таким образом, члены гражданского общества в политическом аспекте избавились от своего сословия, от собственного действительного положения в частной жизни. Даже если у человека ничего не было за душой и он жил только продажей собственного труда, государство признавало, что у него были равные политические права с зажиточным богачом. Поэтому отличия каждого человека в имуществе, образовании и вероисповедании как будто носили внешний и несущественный характер, и единственное, что определяло его, было его значение как «человека», члена государства. В этом переломном моменте значительная роль принадлежит Французской буржуазной революции. Согласно воззрениям Маркса того времени, только ей удалось завершить переход от политических сословий к социальным и поспособствовать тому, чтобы сословные отличия гражданского общества утратили изначальный политический смысл и стали носить социальный характер, безотносительный к политическим привилегиям.

Таким образом, между политическим государством и гражданским обществом произошло отчуждение. В реальной жизни между различными классами в капиталистическом обществе, похоже, есть равенство, а в политической жизни – нет. В частной жизни главенствующим является принцип индивидуализма, каждый человек – это независимый «атом», индивидуальное существование – конечная цель, а труд и деятельность – всего лишь средства. В политической жизни каждый становится «гражданином», общественным существом. Такое государство подобно надклассовому сообществу, возвышающемуся над враждебными интересами, подобно потустороннему бытию, которое отделилось от гражданского общества и не имеет к нему отношения. Маркс писал: «Из различных моментов народной жизни с наибольшим трудом совершилось формирование политического государства, государственного строя. Он развивался по отношению к другим сферам как всеобщий разум, как нечто потустороннее по отношению к ним»; «потустороннее существование политического государства есть не что иное, как утверждение их собственного отчуждения. Политический строй был до сих пор религиозной сферой, религией народной жизни, небом ее всеобщности в противоположность земному существованию ее действительности. Политическая сфера была единственной государственной сферой в государстве, единственной сферой, содержание которой, подобно ее форме, было родовым содержанием и представляло собой подлинно всеобщее, но поскольку эта сфера противостояла другим сферам, то и содержание ее становилось формальным и особым. Политическая жизнь в современном смысле есть схоластицизм народной жизни. Монархия есть законченное выражение этого отчуждения, республика же есть отрицание этого отчуждения внутри его собственной сферы» (1955. Т. 1. С. 254). В этом сравнении Маркс рассматривает государство как религиозную сферу внутри политической жизни. Подобно тому, как человек отчуждается от своей сущности ради богов, ради всемогущего, всезнающего, милосердного и человеколюбивого бога, в политике люди смотрят на буржуазию как на небесное царство равенства, как на другого «бога», противопоставленного реальной жизни граждан. Это и есть отчуждение. В действительности государство устанавливается гражданским обществом. Нося буржуазный характер, оно является вовсе не небесным царством равенства, а инструментом угнетения одного класса другим. Причина существования в нем формального равенства, при котором отброшены все различия в собственности, образовании, вероисповедании и людям дарованы гражданские права и свободы, заключается в стремлении к укреплению и защите существующего неравенства.

В капиталистическом обществе государство и гражданское общество взаимно отчуждаемы, что одновременно приводит к раздвоению человеческой сущности. Единый человек становится, с одной стороны, гражданином государства, с другой – членом гражданского общества. По этому поводу Маркс рассуждал: «Гражданское общество и государство оторваны друг от друга. Следовательно, и гражданин государства оторван от гражданина как члена гражданского общества. Человеку, таким образом, приходится подвергать самого себя существенному раздвоению. Как действительный гражданин он находит себя в двойной организации: в бюрократической, – она представляет собой внешнее формальное определение потустороннего государства, правительственной власти, не затрагивающей гражданина и его самостоятельной действительности, – ив социальной, в организации гражданского общества. Но в последней он, в качестве частного лица, стоит вне государства; эта организация не касается политического государства как такового» (1955. Т. 1. С. 307). Например, рабочий в политическом государстве как гражданин обладает формально по закону равными правами, а в гражданском обществе, в сфере частной экономической жизни, он пребывает в крайней нужде. Ирония заключается в том, что его политическое «равноправие» существует отдельно от его действительно неравноправного положения.