Кожаные ботфорты тянут и сдавливают ноги, но, уже – не так сильно. В этот раз – терпимо. Пластырь не даёт, снова, разодрать кожу.

Слышен тихий топот. Проверка на способность к хождению. Проверка пройдена. Поправляется сумка – и из неё изымаются деньги. Легко прозвенев, они перекладываются в другую руку. Подсчитываются – и исчезают в кармане штанов.

В зеркале отражается тёмный силуэт с подрагивающим хвостом. Ни один источник света не зажжён. Ночь продолжает царить в доме, больше напоминающим дом с приведениями, нежели – жилое помещение. По полу бегают лучи фар. Луна с неба следит за всем происходящим, особое внимание, уделяя девушке, перепроверяющей наличие всех предметов.

Убедившись, она потуже затягивает хвост – и проворачивает замок входной двери. Подъезд встречает её гробовой: тишиной и темнотой.

Она, практически, переступила порог, когда слышит голос из-за спины:

– А, как же, улыбка?

Повернувшись на голос, она видит ссутулившуюся женщину в старом протёртом: халате и переднике. На голове что-то напоминающее лепёшку – ей не идут пучки. На ногах старые тапки с оторванной подошвой. Нынче, не так, легко купить себе что-то лучше того, что ты имеешь. Обычно, это лучшее, казавшееся таковым на первый взгляд – оборачивается, лишь, худшим.

Её глаза блестят, в руках поблёскивает поднос. Гувернантка. Ни разу не получалось уходить тихо, не потревожив эту: милую и добрую женщину.

– Благодарю, Мари. Действительно. Совсем забыла.

Подойдя к женщине вплотную, девушка наклоняется над подносом – и окунает лицо в мутную жидкость чаши. Мелкие частички легкого волокна вздрагивают от волн, вызванных проникновением. Они повисают в воздухе. На доли секунды останавливаются, чтобы, затем, закружиться в сосуде – и направиться к лицу. Цепляясь друга за друга, будто – в хороводе, они начали слипаться между собой, образовывая полноценные волокна. Два, три, четыре: лоскута. И, вот, они, уже, объединяются между собой, чтобы создать полноценную ткань с небольшими вырезами. Покрыв лицо, она, тут же, соединяется с кожей, плотно прижавшись к ней – и стянув мышцы лица на скулах.

Приподняв голову, девушка рукой провела по лицу, отметив про себя кардинальность изменений. Прошло – всего ничего, пара минут, а лицо, будто, побывало у профессиональных косметологов-хирургов. Ни одной морщинки или намека на какой-либо чужеродный материал на коже. Тонкое волокно идеально подошло под бледную кожу девушки – и, буквально, вжилось в неё.

– Вот, теперь, намного лучше, – кивнула Мари.

Взглянув на неё, девушка кивнула в ответ. Приветливо и благодарно улыбаться было ни к чему. Улыбка и, так, была на её лице, оттянув уголки губ к ушам – и проецируя улыбку Мари. Перед глазами – уродливое подобие улыбающейся куклы с огромными глазами, а в мыслях – яркий текст с флаера, что недавно ударился о стекло комнаты снаружи:

«Смайли-таун. Здесь нет места грусти».

Если я и рассказываю вам эту историю, это, ещё, не значит, что в конце – останусь жива. Вам покажется это – странным. И, даже – сумасбродным. Знаете, до произошедшего – и мне всё это, казалось, неправдой. Но, опять же, только – «до».

Я пишу это по прошествии нескольких месяцев с момента, как сделала свой выбор в пользу одной из «противоборствующих сторон». Не боюсь быть осуждённой за неправильность своих действий. Не боюсь порицания со стороны всех: родных и знакомых. Не боюсь: ни того, ни другого. И на это есть совершенно обоснованная причина – меня для них нет на этом свете. Вы не ослышались. Но обо всём по порядку.

Всем вам, наверное, знакома жизнь среднестатистического подростка. Кризисы, непонимание, самобичевание, боль, потери, признание и, снова, непонимание. Лестницу «вверх-вниз» все прекрасно представляют и, вероятно, много раз, уже, проходили её. Её прошла – и я. Не единожды. Причём, шла долго и, достаточно, тяжело. Если сравнить, то у нормального подростка – пропорция «роста» и «спада» где-то 50/50, а у меня эта пропорция была немного другой, т.е. 80/20. «Падала» больше, чем «поднималась». Да, на мне Жизнь хорошо оторвалась. Судьбу, вообще, в расчёт не беру, потому, что в неё не верю.

Ежедневные падения заставляют поменять мировоззрение. Я мало, во что верю, на самом деле. По мне, так, то – что невидимо, априори, не существует. Это: не доказано, не проверено. А, значит – не существенно. Я нормально принимаю любое верование – и не ерепенюсь от одного упоминания о Боге. Его: сыне, ангелах, архангелах. На меня нормально действует святая вода – и крест не жжёт мне кожу. Я – нормальная, просто, гордость не позволяет мне креститься и молиться каждый день. Если я – атеист, значит – такова моя Судьба и Веру не поменяю. Глупо, когда ты полжизни не верил, а, потом, резко спохватился и побежал молиться. На мой взгляд, это – неправильно. Я презираю это. Если ты верующий – верь: от начала и до конца. Почему мы обращаемся к Богу, только, тогда – когда нам плохо; и не обращаемся – когда хорошо? Почему мы вспоминаем о нём – когда нашей жизни угрожает опасность; и не вспоминаем – когда живём спокойно? Мы по природе: самолюбивы и лицемерны. Просто, кто-то – это скрывает, а кто-то, даже – не пытается.

В детстве мне часто говорили, что ежедневно, между Раем и Адом, ведётся борьба за души. За мою душу, уже, давно не ведётся борьба, про неё: забыли и забили. Небольшая потеря. Мне от этого: ни тепло, ни холодно. Просто, потому, что: ни в то, ни в другое я не верю и, тем более, не верю – в переселение душ. Если, уж, душа куда-то и попадает (во что верится с трудом), то, уж, точно – не на небо и не под землю. Она в свободном полёте – и полностью принадлежит себе. Зачем ей, ещё, одно такое же бренное тело или мир с кучей: правил и наставлений?