— Нет, чуть вправо надо пройти, метров пятьдесят, — разобравшись с топографией, заметил экс-Ждан. — Вон, куда тропинка ведет.

Странная, на мой взгляд, тропинка. Кругом еловый бор, иголок понавалено, трава не растет, так что не определишь, ходят тут люди, или нет, но все равно, полоска вытоптанной земли начинается как-то внезапно. Но, похоже, такие детали смущали только меня. Оправившиеся от недавней битвы Белосельские чуть только не с гиканьем бросились по хоженой земле, и пробежав нужные метры, резко остановились. Ну и я затормозил. А Шуш по инерции пролетел метра три, и тоже встал, как вкопанный, перед нами.

Перед нами стояла церквушка. Кирпичная, с одним куполом, небольшой полуразрушенной колокольней, крест на ней католический, с одной перекладиной. Первый храм, увиденный мной в этом мире, был в плачевном состоянии. Вместо окон зияли провалы, вместо двери — темный проем, дорожка из плитняка давно проросла травой и деревьями, так что только угадывалась. Но вытоптанная тропинка и через эти поросли вела уверенно к входу в здание.

— Эклизия, — выдохнул Ирий. Мила так вообще потрясенно молчала. Шуш меж тем пятился назад, пытаясь скрыться за нашими спинами. И даже меня непочтительно отпихивал, так что пришлось парня на место поставить, дать ему леща по спине. Не поморщился, только пробормотал что-то вроде «прости, хозяин» и все равно меня чуть с тропинки не снес.

Ирий неуверенно поднял руку, приложил ладонью ко лбу. Потом к животу, к левому плечу, правому. Перекрестился. Видно было, что делает он это нечасто, как бы не в первый раз. Мила, та неодобрительно смотрела на брата, культовых движений не совершала. А вот Шуш движения Белосельского повторил.

Не обращая на меня внимания, компания по шажку, вытянувшись в строй, начала приближаться к церкви. Словно в вражеский укрепобьект заходили. Впереди Ирий, вытянув руку ладонью вперед, за ним Шуш с палкой колдуна наперевес, потом Мила, ощетинившись самострелами. Ну и я замыкающим, ничего особо не понимая, но наложив щиты на уязвимые места.

Не то чтобы я был верующим христианином, но и атеистом себя не считал. И верил-то даже не в конкретного бога, а в то, что есть какая-то высшая сила, создавшая этот мир, а потом иногда наблюдающая, что же в нем происходит. А вот церковников не любил. Призывали вроде народ к смирению, а сами особой экономией на себе, любимых, не отличались. Расценки на освящение новых бизнес-обьектов устанавливали такие, что ЧОПы нервно курили в сторонке, охрана со стороны божественных сил стоила намного дороже. Всякого я понавидался, когда занимался бизнесом. Хотя, что скрывать, были среди священников и нормальные люди, истинно верующие, и молились, и постились, и пастве своей помогали по мере сил. Вот только общаться приходилось в основном с чернорясниками на Рендж Роверах и Крузаках, которые, сидя в кабинете у губернатора, вопросы разруливали что те решалы.

Но все равно, вот эта церквушка, неухоженная, какая-то забитая, внушала жалость и желание чем-то помочь. Воспитание требовало — храм должен быть храмом, а не туалетом общественным.

Внутри, на удивление, было более-менее чисто, в полукруглом зале по стенам располагались каменные скамьи, а в центре возвышалась кафедра с двумя зажжёнными свечами. Восковыми, толстыми, не знаю, на сколько они сгорели уже, но оставалось еще часа на три-четыре. Пол был подметен, паутины не наблюдалось, а воздух, с оттенком ладана и каких-то трав, был удивительно приятен.

Перед кафедрой на постаменте стояла высеченная из черного камня статуя человека, поднявшего над головой руку с двуперстным знамением, в метр высотой. Ирий подошел к ней, наклонился, прижал голову к каменной голове, лоб в лоб, постоял немного, потом то же самое проделал Шуш, только здоровяку для церемонии этой на колени встать пришлось. Мила презрительно наблюдала за ритуальным соприкосновением, ну а я в стороне стоял.

Белосельский отошел и поглядывал на меня, видно было, что в молодом колдуне борются два желания — пристрелить меня или обьяснить.

— Обьясни, — помог я ему сделать выбор.

— Ты хочешь сказать, что никогда про последователей единого бога не слышал? — фыркнула Мила.

— Нет, — пожал я плечами. — У нас такого не было, а тут, в ваших княжествах, вообще никаких даже намеков на вот такие здания нет.

— И правильно, — Ирий уселся на скамью, похлопал по сидению, мол, давайте, присаживайтесь. — Ты действительно не знаешь, или дуришь нас?

— Первый раз тут я вижу вот такое здание, — честно сказал я. — А что оно означает, и вообще, почему это такая тайна?

— Темнота деревенская, — Мила пренебрежительно махнула рукой, — ты же боярский сын, тебе такое должны были учителя вдалбливать в детстве. Хотя о чем это я, учиться — не с голой жопой через костер прыгать.

Я представил прыгающую через костер Милу, голую, с отблесками пламени на интересных местах, и улыбнулся.

— Про большой передел что знаешь? — осторожно спросил Ирий.

Помотал головой — с историей тут вообще какая-то странная история, так сказать, самые ранние сведения относятся к нашему двенадцатому веку, все, что до этого было, в трех-четырех абзацах умещалось. Пришел Рюрик, насажал своих потомков, и правили они долго и счастливо. В Империи похожая история, а остальной мир не заморачивался, на прошлое плевал.