— Это что? — старик ткнул пальцем в свиток, старательно делая вид, будто занят очень важными делами: рылся в бумагах, менял огарки свечей местами, чинил перо маленьким ножичком.

— Договор. Степняки больше не нападут.

— Без драки? Не верю.

Когда, Гром, ты в последний раз играл в карты?

— Раджинцы их напугали до икотки. Высадились, дошли до Тмути, вызвали хакана. Сказали, что это только начало.

— Это я знаю. Вы вышли на поле, но раджинцы стояли перед отрядами хакана. Сговорились?

Врать не имело смысла. И не врать — тоже.

— Сговорились. Раджинцы привели хакана, но встали впереди, чтобы мы не ударили сходу.

— Что же они не притащили хакана на аркане?

— У города их ещё было мало: половина флота сгорела при высадке.

— А Змеева сотня? Сыновья? — в голосе Грома звучало напряжение и надежда.

«Сыновья»?! Проговорился Гром, или… или, что? Мечиславу стоило огромного труда не выразить на лице всё, что творилось в душе. Голос остался холодным. По крайней мере, князь на это надеялся:

— Тоже сгорели. Главы первыми пошли к берегу.

Старик тоже остался внешне невозмутимым. Но то, как быстро он сменил тему, выдало его с головой:

— И степняки их не смяли? Раджинцев.

— Раджинцы — древнейшее племя. Мне бы таких переговорщиков, я бы закрепил за бродичами право свободного перемещения по Степи.

— Не закрепил? — хмыкнул Гром.

— Только по торговой надобности.

— Башню? — старик на миг оторвался от своих дел, посмотрел на Мечислава в упор.

— Не Змеевы торговцы, наши. Бродские — у них, степные — у нас.

— А хинайцы?

— Нет. Пока — нет. Хакан ещё не построил дороги, за которые можно брать мзду.

Гром подозительно посмотрел на Мечислава. Отошёл от стола к большому шкафу. Дверца скрипнула, предложив старику содержимое. Мечислав едва заметно улыбнулся: в шкафу стояли запечатанные кувшины, графины, бутыли и даже один горшок. Не прочь выпить человеческого хмельного? Князь одёрнул себя, стал строже. Нельзя бросить и тени сомнений. Не поворачиваясь, прицеливаясь узловатым пальцем, выбирая, старик спросил:

— Дороги строить собирается?

— Уже строит, — как можно беспечнее ответил Мечислав.

— На какие деньги? Где взял строителей?

— Обратился за помощью к хинайцам. Там инженеров и строителей в достатке.

— Они-то как согласились?

— Особые условия, мне не известны.

— У них же есть дорога.

— Совместная с Раджином. Кто откажется от обходного пути?

Гром повернулся, держа в руке квадратную бутыль зелёного стекла. Есть! Проглотил! Мечислав несколько раз пробовал дмитровскую крепкую. Впервые — после заключения договора о выходе Меттлерштадта к морю.

Коварное питьё.

Старик поставил серебряные стаканчики, налил, отвернулся убрать, передумал. Бутылка опустилась на край стола. В каждом жесте Грома виделось ликование.

— И дорога пройдёт через Броды?

Мечислав ухмыльнулся как можно убедительнее:

— А зачем мне тогда всё это? Мы через Пограничную уже и мост заложили.

— В Глинище дорогу поведёшь?

— Она уже есть. Осталось лишь замостить.

— А оттуда?

— Через тебя и Кряжич — в Меттлерштадт.

— Есть другой путь.

Старик раскрыл карту, рука с серебряным стаканчиком указала. Бродские и Дмитровские земли разделены ещё одной — малоизвестной. Полесье. Живут ли там сейчас, Мечислав не знал, на кряжицких картах — вообще белое пятно. Но, разум подсказывал — живут. Глинищу не более тридцати лет, людей ещё мало, в западные леса никто особенно не стремится. Пока не столкнулись со степняками, шли больше на восток, подальше от князей и налогов. Но те земли граничат с Дмитровым, а это уже серьёзно.

— Живут ли там, — с сомнением почёсывая щеку, проговорил Мечислав.

Старик скрипуче рассмеялся.

— В Полесье? Ещё как живут! Торгуют с Дмитровым, воюют с ним же. Там леса и болота. Три дмитровских армии сгинули бесследно. Но, люди там дружелюбные. Вот если бы ты с ними договорился, путь от Хиная через Степь, тебя, Полесье и Дмитров в Меттлерштадт был бы короче.

Ярость. Ненависть. Мечислав вспомнил замученного отца, угасшую мать. Кулаки сжались, глаза хищно сузились.

— Убей меня Гром, — сказал князь сквозь зубы.