Победа досталась легко {266} . Еще молодым человеком Субэдэй проявил недюжинный военный талант, понимание проблем штабного обеспечения, тактики и стратегии. В нем острый ум сочетался с душой заядлого игрока (почти как у Наполеона), и он был мастером моментальной мобилизации, сосредоточения и рассредоточения войск, что позволяло всегда добиваться местного преимущества.

Тэмуджин сознательно 90 процентов поживы, добытой в кампании, отдал Тоорилу, чтобы помочь ему {267} . Покорив татар и меркитов, Тэмуджин получил возможность искоренить внутреннюю оппозицию. Ему давно досаждал клан джуркинов во главе с Сэчэ-беки, людей, как он сам говорил, «злых, высокомерных, бездушных и наглых» {268} . Разными авторами обычно описывается один пример непослушания и свары, который вследствие ужасающей неопределенности дат в «Тайной истории» нам трудно соотнести с каким-то конкретным временем, и остается лишь предположить, что данный случай имел место в период китайского изгнания. Инцидент произошел на пиршестве, и его инициаторами были женщины. Старухи Хориджин, мать Сэчэ-беки, и Хуурчин, жена Сорхату, основателя рода, возмутились вопиющим нарушением этикета, когда чашу с кумысом сначала поднесли не им, а молодой жене Бельгутая, единокровного брата Тэмуджина {269} . Сэчэ-беки и его компания, включая распорядителя Бури-боко, уже изрядно подвыпили, распалились и начали оскорблять и даже приставать с кулаками к родичам Тэмуджина. Скоро разгорелась настоящая баталия. В ход пошло все, что попадалось под руку: горшки, кастрюли, чайники, сучья, сорванные с деревьев. Драчуны действовали как боевыми топорами мутовками, так и бурдюками с кумысом. Бури-боко ранил в плечо Бельгутая, чем окончательно прогневал Тэмуджина. Дипломатичный Бельгутай попытался урезонить брата, уговаривая, что глупо разрывать альянс из-за ерундовой раны, но Тэмуджин не мог стерпеть оскорбительной выходки гостей. Он приказал страже прогнать джуркина с пиршества {270} .

Именно поведение Бури-боко больше всего и сердило Тэмуджина: этот джуркин был в сущности ренегатом-борджигином. Ставя себя выше окружения Тэмуджина и самого хана, он сошелся с Сэче-беки и Тайчу, двумя первыми лицами в иерархии джуркинов, и его сразу же поставили на третье место по рангу. Тэмуджин считал его предателем. Вступив в союз с джуркинами, Бури-боко перешагнул через голову Тэмуджина и повысил свой статус. Он совершил даже более тяжкий грех, чем сближение с кичливыми Сэче-беки и Тайчу. А теперь еще и ранил Бельгутая, затеяв драку на пиршестве. Бури-боко сам себя приговорил {271} .

Тэмуджин выжидал удобного случая для сведения счетов с джуркинами. Такой случай представился во время совместной экспедиции с цзиньцами против татар в 1196 году. Сэчэ-беки и его родня явились на место назначенной встречи с опозданием, когда Тэмуджина там уже не было. Тэмуджин объявил джуркинов дезертирами, приказав их арестовать. Затем он повелел казнить Сэчэ-беки и Тайчу, обвинив их в нарушении клятвы, данной во время избрания его ханом: тогда под страхом смертной казни они обязывались не покидать его в военное время {272} . Тщетно пытались джуркины оправдаться, ссылаясь на то, что еще никого не казнили за опоздание, да и сам Тэмуджин опоздал на встречу с Джамухой, за что его лишь отругали {273} .

Обвинения выдвигались серьезные. Тэмуджин утверждал, что из-за неявки Сэчэ-беки образовалась брешь, в которую прорвались татары, напали на его ставку и убили десять стражей. В ответ Сэчэ-беки сказал, что все это чепуха, и напали на лагерь не татары, а найманы. В действительности именно он вовремя пришел на выручку, поверг врага и делами доказал свою верность (десять убитых, по его словам, были найманы, а еще он отправил Тэмуджину пятьдесят или около того пленных, забрав у них предварительно всю одежду) {274} . Доказательства Сэчэ-беки на Тэмуджина не произвели никакого впечатления. Он привлек на свою сторону Тоорила, убедив его в том, что Сэчэ-беки и джуркины совершили предательство. Затем Тэмуджин выслал против них войско. Сэчэ-беки и старшие джуркины сбежали вместе с семьями, но монголы стали их преследовать. Несколько месяцев длилось преследование, закончившееся, возможно, у слияния рек Керулен и Сенгур, где джуркинов загнали в тупик и перебили. Тэмуджин постановил: поскольку присяга на верность, приносившаяся, когда его избирали ханом, не была стандартной клятвой, то и наказание Сэчэ-беки должно быть особенно суровым. Он отказал и ему и Тайчу в привилегированной аристократической бескровной казни, и их зарубили мечами {275} .

Ничего не сообщив Бури-боко об участи его хозяев, Тэмуджин предложил силачу побороться с Бельгутаем в его шатре. Все знали, что никто не мог выстоять в схватке с Бури-боко. Почувствовав затаенную угрозу во взгляде Тэмуджина, Бури-боко позволил Бельгутаю бросить его наземь. В этот момент Тэмуджин прикусил губу, подав заранее обусловленный сигнал Бельгутаю, и тот набросился на Бури, сломав ему хребет {276} . Тэмуджин ощутил прилив удовлетворения от совершенного почти звериного акта. Он не забыл оскорбления, нанесенного на пиру Бельгутаю силачом Бури-боко, и организовал борцовскую схватку таким образом, чтобы его единоутробный брат выступил в роли палача.

Помимо раздражения, которое постоянно вызывала двуликость Сэчэ-беки, он еще был и реальным претендентом на титул хана, и уже одно это обстоятельство оправдывало его физическое устранение. Естественно, Тэмуджин не раскрывал подлинные мотивы своих действий и утверждал, что выступил против джуркинов невольно, подчиняясь настояниям Тоорила: уже тогда в нем проявлялась политическая изощренность Макиавелли {277} . Более того, расправившись с человеком, приходившимся ему кузеном (Сэчэ-беки был внуком старшего брата деда Тэмуджина), он вышел за рамки традиционных монгольских условностей и начал формировать новый тип военного лидерства и режима. Как бы то ни было, массовое уничтожение джуркинов не вызвало всеобщего одобрения в рядах коалиции. Многие его сподвижники увидели в действиях Тэмуджина не только немыслимую жестокость, но и признаки неуверенности. Неслучайно и спустя пятьдесят лет придворные историки, испытывая затруднения при описании инцидента, вынужденно прибегали к пропагандистским ухищрениям, акцентируя внимание на необычайной склонности Сэчэ-беки к вероломству и порочности {278} .

Для реализации долговременных амбиций Тэмуджин нуждался в надежном союзнике, каким мог быть Тоорил, но позиции правителя кереитов были очень зыбкие. Тэмуджин пытался усилить их примирением Тоорила со вторым братом – Джаха-Гамбу, поскольку другой брат Эрке-Хара давно уже превратился в заклятого врага. Джаха-Гамбу пользовался авторитетом среди найманов как предводитель кланов тубеген и дунхаит, но всего лишился, когда свергли Тоорила, и, подобно многим другим вождям кочевников, жил изгнанником в Китае. Тэмуджин послал за ним вооруженный эскорт, оказал ему различные почести и руководил пиршеством, на котором, казалось, между братьями восстановились дружеские отношения {279} .

Тоорил вскоре ответил ему черной неблагодарностью: почувствовав, что положение его укрепилось, он, не поставив в известность Тэмуджина, в 1198 году выступил против меркитов и, самое неприятное, не поделился с ним поживой – как это великодушно сделал Тэмуджин ранее в 1196 году. Поведение Тоорила было тем более оскорбительным, поскольку операция была чрезвычайно успешная: кереиты убили сына Тохтоа-беки, полонили двух его братьев, дочерей, всех остальных членов семьи и значительно уменьшили численность меркитского воинства. Тэмуджина возмутило вероломство Тоорила, но он подавил недовольство и стерпел обиду, понимая, что не может обойтись без помощи Тоорила в продвижении к вершинам власти {280} .