Так происходила битва в местности Халахалджин-Элэтэ. Кереитам не удалось нокаутировать Тэмуджина, но он проиграл сражение по очкам, хотя его пропаганда и смогла убедить потомков в том, что он одержал победу, хотя и пиррову. И Рашид ад-Дин, и «Тайная история» повторили эту явную ложь {333} .

Снова побитый Тэмуджин получил возможность уйти от опасности – благодаря стараниям Джамухи. Тоорил хотел гнаться за монголами всю ночь, но Джамуха посоветовал заняться лечением раненого сына: монголы обессилены, растеряны, им некуда бежать, и с ними без труда можно покончить позже. Недальновидный Тоорил не только последовал этому совету, но и убедил свой двор в том, что он сам так решил. В конце концов, подумал хан, имея при себе Джамуху, Алтана, Хучара и Хасара и хорошо зная, что Тэмуджин основательно потрепан, он может быть уверен в своей безопасности. «Если они сами не придут к нам, мы приведем их, мы соберем их, как собирают конский помет в полу халата», – похвалялся хан [34] {334} .

Тэмуджину была нужна передышка: кереиты нанесли тяжелый урон его войску, и куда-то подевались Боорчу, Борохул и, самое ужасное, его семнадцатилетний сын Угэдэй. Всю ночь Тэмуджин провел в тревоге, сидя на коне, в темноте, в окружении своих воинов, настороженных и ждущих нападения кереитов. Дисциплина в его армии была высочайшая: войско фактически потерпело поражение, ему вот-вот могли нанести coup de gr^ace [35] , но никто не выказывал ни малейших признаков смятения или паники. На рассвете приковылял Боорчу. В битве под ним пала лошадь, пораженная стрелой. Пешим его чуть было не взяли в плен, от плена спасло ранение Нилхи: когда кереиты бросились окружать стеной своего принца, он сел на первого попавшегося в руки коня и ускакал, интуитивно находя дорогу к своему воинству {335} . Вскоре появился и Борохул, сопровождавший раненого Угэдэя, привязанного ремнями к лошади, без сознания. Словно повторяя инцидент во время битвы в Койтене, он отсасывал кровь из раны в шее Угэдэя, и кровь все еще стекала из уголков рта, когда он докладывал о происшествии Тэмуджину, а у отца навернулись слезы на глаза при виде окровавленного сына. Медики прижгли рану (впервые в истории описан именно этот эпизод), и Тэмуджин поблагодарил небеса за спасение сына, но пообещал отомстить и повергнуть врага {336} .

Это была пустая бравада. Он начинал битву, имея 4600 ратников против 13 000 воинов Тоорила, а теперь у него оставалось около 2600 сабель. Потери были ужасающие. С этими остатками воинства он и уходил сначала к Далан-Немургесу, месту своей великой победы над татарами год назад, а потом по берегу реки Халха к озеру Буир на территорию унгиратов {337} . Здесь, несмотря на очевидную непривлекательность поверженной армии, унгираты согласились примкнуть к Тэмуджину и пополнить его войско. Это обстоятельство доказывает, что уже тогда наиболее дальновидные кочевники понимали, что в долговременной перспективе именно Тэмуджин возьмет верх в эпической борьбе за власть в степях {338} .

В начале лета 1203 года Тэмуджин почти непрерывно кочевал. После скитаний в лесах Хингана он вернулся на север к реке Халха, где вплотную занялся загонной охотой и обеспечил армию съестными припасами. За это время произошли только два печальных события: Куйлдар умер от ран, полученных в сражении у Халахалджин-Элэтэ, и погиб Борохул, попавший в засаду, устроенную вражескими лазутчиками. У озера Хулун Тэмуджин разбил летний лагерь. Отсюда он разослал укоризненные послания главным противникам. В самых резких выражениях Тэмуджин отругал за предательство Алтана и Хучара; в послании Нилхе содержалось «больше горечи, нежели злости», Джамуху же он обвинял в зависти и ревности, неподобающих «анде». Тэмуджин давал Алтану и Хучару последний шанс: у них не было никаких оправданий, потому что они формально не выдвигали свои кандидатуры на избрание ханом борджигинов, хотя и продолжают претендовать на власть, возможно, рассчитывая на поддержку соплеменников. Однако – и эта часть послания была зашифрована – если они готовы в течение года исполнять роль тайных агентов при Тоориле, то он сохранит им жизнь, когда разделается с врагами {339} .

Самый пространный разнос получил Тоорил. Тэмуджин порицал старика за вероломство и предательство, непростительное не только потому, что он нарушил самые священные в степях клятвы верности, но и пренебрег добрым отношением к нему, дружбой, тем, что его вернули к жизни, извлекли из нищеты и восстановили в правах, наплевал на то, сколько для него было вынуто каштанов из огня. Если у Тоорила есть к нему претензии, то они могли бы поговорить как мужчина с мужчиной и незачем было вовлекать в такие дела семьи: «Когда у повозки о двух оглоблях сломается одна оглобля, – и волу ее не свезти. Не так ли я был твоею второю оглоблей? Когда у двухколесной телеги сломается одно колесо, – нельзя на ней ехать. Не так ли я был у тебя вторым колесом?» [36] {340} Тоорила, похоже, тронула искренность Тэмуджина, и он собирался протянуть оливковую ветвь борджигину, но сын Нилха запретил ему это делать, а на послание, обращенное к нему лично, презрительно передал, что его ответ может быть только один – guerre `a outrance [37] {341} .

Тэмуджин сознательно изобразил себя обездоленным человеком, которому ничего не остается, кроме как стенать и ругаться, хотя в действительности он набирался сил и готовился нанести ответный и внезапный удар, когда противник его будет меньше всего ожидать. Постепенно сформировалась новая коалиция, в которую вошли унгираты, икересы, нируны и, доставляя особые неприятности для Тоорила, отделившийся кереитский клан нунджин во главе с Чинкаем, который впоследствии станет одним из самых доверенных советников Чингисхана. Проявляя политическую интуицию, Тэмуджин в своих замыслах и действиях всегда учитывал интересы людей: мусульманским купцам обещал «златые горы» в торговле, когда станет владыкой Монголии; своим дружинникам – несметные богатства; изгнанным киданям, правящей династии в Северном Китае – восстановление в правах {342} .

Последнее летнее кочевье он устроил у озера Балджун на юге-востоке Монголии возле границы с цзиньцами Китая {343} . Здесь среди болот он чувствовал себя защищенным и мог не опасаться нападений, правда, условия были жуткие: озеро почти высохло, и воду надо было выжимать из горстей грязи {344} . Но здесь же произошло еще одно самое значительное событие в жизни Тэмуджина: девятнадцать старших командиров принесли клятву верности, дав обет сражаться вместе с ним до последней капли крови против кереитов: в историю этот эпизод вошел под названием «Балджунского завета», или «Балджунского договора». Монголы скрепили договор скромным пиршеством: забили дикую лошадь, сварили и съели. Существуют разные варианты текстового содержания клятвы, иногда дается такая версия: «Пусть же всякий, кто нарушит этот завет, провалится сквозь землю, как берег этой реки, и падет, как деревья в этом лесу». Дал клятву и Тэмуджин, сжав в руке ком озерной грязи: «Верша наше великое дело, я буду делить с вами, мои братья, и радости и горести, и если я нарушу данное слово, то пусть я стану подобен этой воде» {345} . Клятвенные слова монгольского предводителя сопоставимы с гордой речью, произнесенной королем Генрихом V перед битвой под Азенкуром о «нас, о горсточке счастливцев, братьев». Обычно монголы уходили от побежденного вожака, и неслучайно Чингисхан впоследствии всегда чествовал ветеранов Балджуна.

Отряд единомышленников довольно долго скрывался у озера Балджун, а Тэмуджин внимательно следил за переменами в стане кереитов. Как это часто бывало в степях, и среди союзников-победителей начинались раздоры. Квинтет Джамухи, Алтана, Хучара, Хасара и Даритая вступил в сговор, ставя перед собой цель избавиться от Тоорила, который им уже мешал, и найти более сильного лидера для окончательной ликвидации хана борджигинов. Тоорил оказался сильнее и ловчее, чем они думали, и им пришлось спасаться бегством. Алтан, Хучар и Джамуха ушли к найманам; Даритай и Хасар решили, что им лучше пойти на поклон к Тэмуджину {346} . Даритай попросил принять его обратно в «стаю» и послал племяннику ценную агентурную информацию о том, что в безуспешной попытке переворота участвовало много кереитов, которые сейчас находятся в бегах и могут примкнуть к монгольскому войску, и, кроме того, у Тоорила не регулярная армия, а временные сезонные рекруты. Хасар доказал готовность служить брату, набрав войско – в основном из кереитов, поддержавших неудавшийся бунт, – но Тоорил разгромил его и взял в плен жену. Сам Хасар, едва уцелев, сумел сбежать и увести с собой часть детей и слуг: историки сообщают, что какое-то время они питались одними птичьими яйцами {347} . Преодолевая неимоверные трудности и опасности, он все-таки добрался до кочевья Тэмуджина у озера Балджун. Хасар потом рассказывал, что ему на всем пути приходилось отбиваться от наседавших кереитов, хотя и не имеется свидетельств, которые подтверждали бы его повествование. Он явно преувеличивал свои подвиги, совершенные при переходе на сторону брата, но Тэмуджин даже не напомнил ему о предательстве {348} .