Но тут раздалась команда:

– Приготовиться!

– Зачем приготовиться, митинга-то нет, – не понял Алексей.

– Зато люди есть, – сказал Пиявка и разозлился:

– Чего, Горчаков, стоишь, команду не слышал?

– Так это же наши российские люди?

– Выполнять приказ!

Алексей подошёл к своим.

– Во что же нас втягивают? Прессовать ни в чём не повинных людей! – обратился он к Игорю.

Стоявший рядом Серёга со смехом заметил:

– А я готов участвовать в любом кипеше, за исключением голодовки.

С шумом подкатили милицейские «воронки».

– Взять их! – указал на кучку автомобилистов полковник.

Командир роты с несчастным выражением лица повторил команду.

Омоновцы окружили кучку автомобилистов. Алексей встретил взгляд пожилого мужчины, державшего плакат. В его глазах он увидел боль и ненависть, но страха не было.

– Опричники, хуже фашистов, – выкрикнул кто-то из автомобилистов.

Этот крик подстегнул зубровцев, в воздухе замелькали дубинки. Первым сбили с ног мужчину с плакатом. Людям заламывали руки и пинками, а где и дубинками, погнали к «воронкам». Там уже были открыты дверцы. По тротуару растекалась кровь.

– Да, что же это делается-то? – громко возмутился один из прохожих и тут же получил дубинкой по голове. Он упал. Его тоже потащили к «воронку».

За него пытались вступиться другие прохожие, и снова замелькали дубинки.

– Ишь, как ловко работают «демократизаторами», – имея в виду дубинки омоновцев, послышалось с другой стороны дороги.

– Давайте их сюда, – показал от «воронков» на прохожих полковник.

– Места ещё есть!

Затолкнули в воронки и их.

Возле ёлки прекратились хороводы. Старики и старушки с детьми тоже сбились в кучу.

– Вы что, изверги, делаете? – послышались крики.

– Да это же беспредел!

– А ну, разогнать их, – заорал озверевший от вида крови полковник Пиявин.

– Да не стесняйтесь, врежьте им!

Несколько омоновцев бросились к ёлке. На глазах у детей по их бабушкам и дедушкам заходили дубинки.

Всё это снимал телевизионщик с раскосыми глазами.

– Ну-ка, разберитесь с ним, – приказал полковник.

Оператора окружили, замелькали дубинки. Телекамера вылетела из рук, её яростно пинали.

– Да это же иностранец, вроде по-японски говорит, – подбежал к Пиявину командир роты.

– Ну и хрен с ним, что он японец, пусть знает нас, русских, – грязно выругался полковник.

Не прошло и полчаса, как побоище было закончено. «Воронки», набитые людьми, ушли.

– В автобусы, по местам! – подал голос Пиявка.

– Всё, наша работа закончилась, – обратился он к командиру роты.

– Теперь пусть сами здесь разбираются.

– Кровавый московский ОМОН, – донеслось с тротуара через улицу.

Автобусы ушли. Лишь кровь на снегу и очищенном от снега асфальте свидетельствовала о произошедшей трагедии. Прямо на льду возле ёлки сидел пожилой мужчина с окровавленным лицом, остальные разбежались. Возле него кружила пожилая женщина, его жена, стирая кровь с лица мужа платочком. Сбоку стояли внуки: девочка лет восьми и мальчик лет пяти. В их глазах даже не было слёз, они были все выплаканы. Но в расширенных зрачках застыл окаменевший ужас. Казалось, они спрашивали:

– Взрослые дяди, что же вы озверели?

Через улицу на тротуаре стояла толпа зевак, что-то жестикулировал руками мужчина, рассказывал о происшедшем вновь подошедшим зевакам.

– Молодцы! Показали им, насколько крепка наша власть, – похвалил в автобусе зубровцев полковник.

Алексея от всего этого трясло. Он никак не мог прийти в себя от всего пережитого. Рядом сидел понурый Игорь. Большинство же, разгорячённые побоищем, громко разговаривали, обсуждали свои «геройские» действия, впопад и не впопад, хохотали. Глядя на них, Горчаков ужаснулся:

– И это я с ними, такой же, как они.

На душе стало ещё муторнее.

– Такого не переживал даже в Чечне, на войне. А что бы сказал фронтовик дед, прошедший две войны? И что расскажу в Москве отцу?

Он заметил, что руки его до сих пор дрожат и никак не могут успокоиться. Посмотрев на него и почувствовав его состояние, Игорь, также находившийся «не в своей тарелке», произнёс:

– Никогда не видел такой противной зубодробиловки, да ещё на глазах у детей.

– Поганая история, – поддержал его сосед.