С 23.00 я сидела на празднике как на иголках, понимая, что поступаю неправильно, но друзья, заметив мое состояние, подняли меня на смех: «Эй, а кто это у нас тут такой маленький, спать собрался?» Мы играли в настольные игры, смеялись, болтали, и так, незаметно, я обнаружила, что на часах ровно 3 утра. Все пошли меня провожать – мы жили в частном доме, а Катя в многоэтажках, пешком из ее микрорайона минут десять идти. Ребята довели меня до ворот, старались не шуметь, я, беззвучно прикрыв калитку, прошмыгнула во двор. На крыльце горел свет, дверь оказалась открытой. Ещё подумала: какая все-таки мама у меня замечательная! Поняла подростка, приняла со всеми недостатками, дверь оставила открытую. Сняла обувь, на цыпочках прошла в дом, зашла в комнату, мгновенно разделась и легла под одеяло. Мне не спалось, потому что от выпитого лимонада очень сильно хотелось в туалет. «Что же это получается? – думала я. – Мама ради меня старалась, дверь открыла, от папы меня прикрывала, а я сейчас встану и пойду в туалет (дверь в санузел была рядом с родительской спальней) – здравствуйте, это я, ваша Аня, пришла домой в полчетвёртого! Наверняка мама утром отругает, скажет: «Я тебя прикрыла, а ты! Громыхаешь сливным бачком в 4 утра, на подозрения папу наводишь!» И я стала думать над альтернативным вариантом.

Думала недолго, окно в моей комнате выходило во двор (у родителей – в сад). Единственное, что меня смущало, так это пышно цветущая клумба петуний под подоконником, но что не сделаешь ради того, чтоб не подставить любимую мамочку? Я быстро распахнула окно и забралась на широкий подоконник, не переставая хвалить себя за изобретательность и жертвенный характер.

Оказалось, мама с папой ходили меня искать, а вернувшись, застали картину, перевернувшую их тихую, размеренную сельскую жизнь на «до» и «после». На следующий день меня в принудительном порядке отвезли к наркологу – сдавать анализы. Поверить в мою версию не желал никто, даже врач, получивший результаты экспертизы, свидетельствующей, что неадекватное поведение подростка вызвано, скорее всего, передозировкой селедки под шубой и лимонада «Буратино».

Я просыпаюсь раньше всех, раздвигаю ажурный тюль, перекатываюсь через подоконник, задерживаясь на водосточном выступе, прыгаю на землю. Где же он? Не вижу… куда же он запропастился? Ах, вот, лежит в траве мой любимый велосипедик. Темно-синий, блестит на солнце, с надписью «Десна» на раме. Выкатываю велосипед за ворота, набираю скорость по асфальтовой дороге: ветер бьет в лицо, волосы разлетаются – это ощущение свободы навсегда осталось для меня сокровищем. Я лечу! Церковный колокол будит всю округу: «Бом! Бом!» – звонарь на колокольне неистово раскачивается в разные стороны, звон нарастает, подключаются маленькие колокольчики: «Бим-бом! Бом! Бом!» Я тороплюсь, времени нет совсем. Колочу в деревянную калитку, с той стороны слышится старческое ворчание: «Иду-иду». Протягиваю бидон, Софья Петровна уходит, возвращается с молоком и масленым пирожком, завернутым в салфетку.

– На вот, поешь, носишься целыми днями, – старушка ласково вкладывает обжигающий свёрток мне в руку. – Да молоко не расплескай! Ишь, взяли моду, разъезжают тут, – будто опомнившись, смутившись нахлынувшей нежности, Софья Петровна снова надевает маску суровой женщины, пережившей концлагерь, потерявшей в войне детей и всю родню. Я притормаживаю у углового дома. Из-под ворот с визгом вылетает маленькая собачонка по кличке Осёл (позже я узнала, что это тойтерьер). Осёл пытается подпрыгнуть выше, чтоб вцепиться мне в ногу, – я набираю скорость, поднимаю ноги в разные стороны на ходу, сворачиваю к воротам. Молоко расплескалось, осталось меньше половины бидона – эх, надо было пешком, но там Осёл, я его боюсь. Ставлю бидон на крыльцо, достаю из кармана пирожок, жадно откусываю половину – сладкий, с яблоком. Мама уже ждёт, готовит завтрак – на столе сырники, яйца вкрутую, какао. Впереди целый день – дел невпроворот! Залезть на крышу, потом на вишню, срывать пухлые от спелости ягоды вокруг, перелезая с ветки на ветку: я обнаружила, что поклёванные воробьями – гораздо слаще.

Днём поеду на велосипеде на речку через поле. Там нарву цветов, лягу у обрыва, разгребу ряску палкой и буду следить за четкими слаженными движениями клопов-водомерок, а потом откинусь на спину, раскину руки и, щурясь, стану смотреть на небо, мечтать, что, когда вырасту, у меня будет много детей – нет, ОЧЕНЬ много! И я покажу им тот мир, который открываю для себя сейчас сама, – всех букашек, растения, цветы, дам понюхать влажный, тёплый мох, расскажу, как в лесу выживать (меня дедушка учил), как весело кататься «колобком» со склона горы, научу нырять с разбега, покажу свои любимые книги, но самое главное – куплю им всем по велосипеду. Велосипед – это свобода, а свобода – это счастье.

Я мечтала о детях с того самого момента, когда осознанно начала играть в куклы. Родители за неимением средств мастерили нам с сестрой дом для пупсиков из обувных коробок, обклеивая стены остатками цветочных обоев, прилаживая в оконные проемы кусочки кружева, тюля, расставляя по комнатам крошечные кроватки из спичечных коробков. Мы жили рядом с церковью, и ближайшие дома в основном занимали семьи священнослужителей. Большинство друзей моего детства были именно из церковной среды. Вспоминая их сейчас, я понимаю, что это были ангелоподобные дети (многие из них остаются такими до сих пор) – восторженные мечтатели, фантазеры, они не подозревали о существовании плохих слов, не умели держать обиды. Однажды мы обнаружили в саду дохлую кошку и принялись её оживлять, а когда поняли, что дело совсем плохо, отпели усопшую полным православным чином, предав тело земле.

Мечтая о материнстве, я часто подкладывала под ситцевое платье футбольный мяч, будто я беременная, – так и ходила по двору, представляя, как это будет, когда я наконец-то стану взрослой. В четырнадцать начала интересоваться у мамы, насколько рано можно выйти замуж, выяснила, что Света с соседней улицы вышла замуж за одноклассника в десятом классе, ужасно расстроилась, что ждать ещё очень долго. В 16, расставшись с другом, на которого я возлагала большие надежды, безутешно рыдала от того, что все пропало и та жизнь, которую я нарисовала в мечтах, будет теперь вообще неизвестно когда. Папа, утешая меня, предложил подать объявление в газету: «Шестнадцатилетняя девушка отчаялась выйти замуж». Могла бы я тогда предположить, что все мои мечты однажды сбудутся буквально? Оживут семь пупсиков в картонной коробке, оклеенной обоями, игры в беременность превратятся в долгий марафон, и даже футбольный мяч в моей жизни будет иметь важное символическое значение.