Шрифт:
У меня даже дыхание остановилось!
– Ну, рева, пойдем обедать, – слышу я его насмешливый голос.
– Спасибо, не хочу!
– Пойдем, пойдем. – Он потянул меня за руку.
После обеда, увидев мой пустой кошелек, одолжил 25 рублей до первой получки.
– Ты вроде бы работой и жильем интересовалась? – в голосе секретаря было лукавство. – Мы тебя тут, пока ты ревела, просватали на Смоленский льнокомбинат счетоводом. Будешь сальдо-бульдо подбивать. И планерную школу организуешь. На комбинате коллектив боевой, молодежный. Езжай прямо в отдел кадров. Я обо всем договорился. А как устроишься, иди в аэроклуб к комиссару, там, я слышал, есть тренировочный отряд для тех, кто уже закончил пилотскую подготовку. У тебя сколько братьев? – неожиданно спросил секретарь.
– Пять.
– Ну вот, какая ты богатая на братьев, а у меня ни одного! Если в автобиографии будешь писать о всех братьях – много бумаги израсходуешь. Поняла?
– Спасибо за совет!
– В аэроклубе покажи все свои «мандаты» и попросись принять тебя в тренировочный отряд. Какие возникнут вопросы, не стесняйся, приходи…
– Спасибо… – всхлипнув носом, пробормотала я и пулей помчалась на льнокомбинат, благодаря свою судьбу: какая же я все-таки счастливая на хороших и добрых людей!
В тот же день меня приняли счетоводом по расчету прядильщиц, к вечеру поселили в общежитие, в комнату, где жила лучшая стахановка комбината – Антонина Леонидовна Соколовская. А в аэроклубе меня зачислили в тренировочный отряд, и я опять стала летать. Какое же это счастье – после работы спешить в аэроклуб. Там нас уже ждала полуторка, и мы катили на аэродром, расположенный довольно далеко от города…
Глубокой осенью мы сдали государственной комиссии теорию и практику полета и были распущены до особого распоряжения. Надежды на то, что мне дадут направление в летную школу у меня не было. В отряде у нас училось еще пять девчонок – потомственных смолянок, а я ведь была приезжая. Так что я решила больше не ходить в аэроклуб и занялась подготовкой в авиационный институт. Именно в авиационный, а ни в какой-то другой. Если уж не удастся летать, так буду хотя бы рядом с самолетами. Когда-то и брат Василий настаивал, чтобы я училась… «Когда-то»… А ведь прошло всего полтора года, как я распрощалась с Москвой, Метростроем, аэроклубом, товарищами, Виктором, братом. Где-то далеко на севере отбывал Василий наказание «без права переписки»…
Мама сообщала, что с помощью добрых людей она сочинила прошение нашему земляку – Михаилу Ивановичу Калинину, пытаясь убедить его в невиновности Васеньки. Ответа мама не получила и тогда решила сама поехать в Москву. «Катя с внучонком Егорушкой отвели меня в приемную «всесоюзного старосты», а сами ушли, – рассказывала мне мама. – Большая очередь была, народу много понаехало. Дошел и мой черед. Я-то думала, что это сам Михаил Иванович, но взглянула на принимавшего, а бороды клинышком не обнаружила. Ждала, что помощник меня к земляку поведет, а он мне только и сказал: «Председатель Верховного Совета по таким вопросам не принимает…»
Я продолжала работать на льнокомбинате. Два раза в неделю занималась с планеристами, посещала курсы по подготовке в институт. Однажды вечером в выходной день я зашла в кафе, села за столик и заказала мороженое.
– Егорова! – окликнул меня кто-то сзади.
Я повернулась на голос и, увидев комиссара аэроклуба, подошла к его столику. Он познакомил меня со своей женой, дочкой и усадил рядом.
– Почему же ты не ходишь в аэроклуб? – спросил меня комиссар.
Я высказала свои сомнения, а он мне и говорит:
– Зря, а ведь вчера после долгих споров мы решили отдать единственную женскую путевку в Херсонскую авиационную школу тебе.
– Мне?
– Да, тебе, Коккинаки! – и, обращаясь к жене, со смехом пояснил: – Ребята прозвали ее «Коккинаки», вот и я Аню так назвал!
– Ничего, называйте, мне даже нравится, – искренне ответила я. – Ведь братья Коккинаки – прославленные летчики, испытатели и рекордсмены!
– Завтра же бери в штабе аэроклуба направление, увольняйся с комбината и быстрей езжай в Херсон. Учти, кроме специальных предметов тебе придется сдавать там экзамены по общеобразовательным предметам за среднюю школу. Конкурс большой, готовься!
В Херсоне действительно был большой наплыв воспитанников аэроклубов страны. Они приехали из Москвы и Ленинграда, Архангельска и Баку, Комсомольска-на-Амуре и Минска, Ташкента и Душанбе.
В первую очередь нас направили на медицинскую комиссию. Кто прошел, того включали в группы для сдачи общеобразовательных предметов. Математику-«устно» принимал старый преподаватель педагогического института. Убедившись, что он плохо слышит, мы помогали друг другу подсказками, и большинство получили пятерки… Постепенно нас становилось все меньше, – но вот уже пройдена и мандатная комиссия. По совету секретаря Смоленского обкома комсомола я ничего не сказала о своем старшем брате. И вот наконец вывешены списки принятых. Я читаю: «Егорова – на штурманское отделение». Большой, бурной радости – такой, какая была у меня в Ульяновске, не прорвалось, но все же бегу на почту и посылаю маме телеграмму – хочу ее порадовать. Да, порадовать, сообщить, что ее дочь приняли в летную школу! Это было не военное училище, а от ОСОАВИАХИМа. На штурманское отделение туда принимали только девушек, а на инструкторское – в основном парней.
Получив телеграмму из Херсона, мама ответила письмом, которое я сохранила:
«Родная моя, здравствуй!
Я получила твою телеграмму. Рада за тебя. Но еще больше бы я радовалась тому, если бы ты не стремилась в небо. Неужели мало хороших профессий на земле? Вот твоя подружка Настя Рассказова окончила ветеринарный техникум, живет дома, лечит домашний скот в колхозе, и никаких нет тревог у ее матери. А вы у меня все какие-то неспокойные, чего-то все добиваетесь и куда-то стремитесь.