— Послушайте, я не понимаю, чем могу помочь. Он понятия не имеет, кто я такой, — сказал я.

— Нет, но, может быть, ты дашь ему возможность узнать тебя получше.

«Разве не это он просил меня сделать? Помочь ему вспомнить?»

— Вы уверены, что этого хотите вы и мистер Валентайн?

— Мы хотим лучшего для нашего сына.

— И вы почему-то решили, что это я? — я вздохнул и окунул голову в руки. — Я думал, ему будет лучше без меня, — тихо сказал я.

— Это не так. Я не думаю, что это так. Да, сначала мы решили, что будет лучше, если он будет только рядом со знакомыми людьми, в знакомой обстановке, чтобы мог выздоравливать без путаницы. Но это не так. Это не выздоровление… — говорила она, и ее голос дрогнул от подступающих слез. — Я никогда не видела Рида таким счастливым, каким он был в течение нескольких недель после аварии. И я подумала, вдруг он испугается или рассердится. Конечно, он имел бы на это полное право. Единственное, что я могу сейчас сделать, чтобы изменить его — это ты.

Мои глаза затуманились, когда она скользнула к краю дивана и положила свою руку на мою.

— Пожалуйста, Оливер. Если Рид что-то для тебя значит, помоги мне вернуть сына.

Я моргнул, и горячие слезы потекли по моему лицу, и я задал себе вопрос, смогу ли я быть тем, кто поможет ему. Не только это, но хочу ли я испытывать неизбежную боль, которая вернется, как только я снова приближусь к Риду? На этот вопрос я мог ответить без колебаний — да. Не было ничего, чего бы я не сделал для его счастья, даже если бы эта цена была принесена в жертву моего собственного. Но я сказал себе, что это не жертва — знать, что человек, о котором я забочусь больше, чем о ком-либо в этом мире, будет в порядке.

Я снова подумал о записке, которую Рид написал перед операцией, и о том, как он сказал мне не сдаваться. Господи, я ведь даже не пытался, правда? Я позволил его семье сделать то, что они считали лучшим, и пожертвовал своими чувствами, но что, если это было неправильное решение?

У меня не было никаких сомнений в том, что я хочу сделать, но поставить себя на пути Рида вне Джо было бы сложно. Я не хотел делать того, что могло бы его отпугнуть, если бы хотел снова завоевать его доверие.

— Я сделаю это, — сказал я, вытирая лицо рукавом. — Но мне понадобится помощь, чтобы понять, как лучше с ним справиться.

— Вообще-то, — взгляд миссис Валентайн переместился на пианино, — кажется, у меня есть идея…

Глава 4

Рид

Он был здесь.

Парень, с которым я столкнулся у Джо и который был в моей больничной палате.

Он был здесь. В музыкальном объединении «Music Junction», где я проводил воскресный день, проводя уроки для начинающих пианистов, поскольку их постоянный преподаватель ушла в декретный отпуск.

Олли. Я никак не мог понять, почему его имя всплыло у меня, так как мы никогда официально не встречались, только тогда, когда мы в тот день покупали кофе. Возможно, это было необычное имя, но я все время думал об этом с тех пор, как встретил его у Джо.

Когда он задержался в дверях, я понял, какой же он на самом деле большой. Выше меня, по крайней мере, на пару дюймов, и такой мускулистый, что казалось, будто его бледно-зеленая рубашка вот-вот разойдется по швам. Удивительно, но я раньше не замечал его размеров. С копной волнистых каштановых волос, которые были зачесаны назад и закручивались по бокам, и так идущей ему щетиной, покрывающей его челюсть, подбородок и верхнюю губу. «Господи, он может быть профессиональным борцом».

Он откинулся, как будто проверял номер кабинета, на его лице было написано замешательство. Это был взгляд, который я видел много раз у родителей новых учеников, поэтому, будучи временно преподавателем, я подошел, чтобы помочь ему.

— Ты Олли, правильно?

Как будто я ударил его электрошокером, он дернул головой и посмотрел на меня.

— Да?

Я протянул ему свою руку.

— Не думаю, что мы встречались с тобой официально. Я Рид Валентайн. Я заменяю миссис Бишоп, пока она отсутствует.

— Рид... верно, — сказал он, пожимая мне руку. — Приятно познакомиться. Официально.

Его хватка была сильной, а кожа обжигающе горячей, что соответствовало палящей июльской погоде.

— Вы пришли записать кого-то? — спросил я, когда он отпустил мою руку.

— Прошу прощения?

— Своего ребенка. В класс.

— О. Нет, у меня нет детей, — затем он оглядел кабинет, в которой преобладали дети младше восемнадцати лет, и его брови взлетели вверх. — Э-э, это детский класс?