Шрифт:
Я понимающе улыбнулся и, глядя в глаза, мягко сказал:
– Полноте, Нина Георгиевна, что за разговоры натощак? Мне тоже недремлющий брегет уж прозвонил обед.
Тут как раз подбежал официант и поклонился – совсем как «в старые добрые времена».
– Чего изволите-с откушать?
– Если дама не возражает – нам обоим бульон, стейк средней прожарки и какой-нибудь десерт к чаю.
– Прекрасный выбор. У нас по случаю ещё осталась бутылочка «Шато-Икем»…
Мы с Ниной переглянулись и сказали одновременно:
– О нет, в другой раз. – И как-то сразу непринуждённо рассмеялись.
– Маша мне второпях сказала, – всё ещё улыбаясь, произнесла Нина, когда официант удалился, – будто вам требуется репетитор английского? Для супруги?
– Она так сказала? Милая простушка. Нет, я не женат.
– Так она неправильно вас поняла?
Кажется, Нина опять начала волноваться. Следовало её успокоить. И найти возможности для дальнейшей разработки, поскольку предположения, возникшие после вчерашнего разговора с горничной, начали приобретать конкретные и весьма милые черты.
– В сущности, всё верно. Мне предстоит ответственная командировка, а мой английский несколько хромает. I have not enough possibility to practices’ [5] .
– За время работы в английском консульстве у меня было достаточно времени и возможностей попрактиковаться и в деловой, и в разговорной речи, – кивнула Нина. – Если вы располагаете возможностью…
– Время занятий и материальную сторону вы сами назначите – после десерта. Я в экономической комиссии, равно и в представительстве Внешторга, по командировке загружен нечрезмерно. Зато, кстати, вполне могу при необходимости оказать содействие… помочь «нашим людям». Многим сейчас приходится нелегко. Маша обмолвилась, что у вас, простите за бестактность, проблемы с матушкой?
5
У меня недостаточно возможностей для практики (англ.).
– Теперь уже нет. – Голос Нины чуть дрогнул. – На той неделе будет сорок дней, как…
– Простите великодушно. И примите мои самые искренние соболезнования.
Нина посмотрела мне в глаза и медленно кивнула.
– Хоть я и не имел чести быть представленным вашей матушке, но – судя по её дочери – она была замечательной женщиной.
– Благодарю вас. Уверена, что там. – Нина подняла глаза к небу, то есть к давно не беленному потолку, – ей куда лучше, чем здесь.
Достаточно прямой и, в общем-то, преждевременный комплимент, едва замаскированный под светскую любезность, Нина поняла и приняла, но и намекнула мне на излишнюю поспешность.
Очень хорошо.
– Ещё раз простите – может быть, я смогу помочь вам с проведением Сорокадневного Поминовения?
Теперь она, полагаю, расценит это не как формальную любезность, но как знак внимания и заботы.
– Не хочу злоупотреблять вашей добротой, Алексей Степанович. – Нина отрицательно покачала тёмно-русой челкой.
Я не счёл нужным скрывать разочарование.
– Но если вы располагаете возможностью… – продолжила Нина. – У моей подруги, Тамары Пожаровой, какие-то большие проблемы со службой… да и с жильём не всё в порядке.
– Чуть бы подробнее, – попросил я совершенно искренне.
Попросил, потому что почувствовал как-то сразу, что это может оказаться перспективным не только для основного – мостик в Альбион! – но и для вспомогательных, контрразведывательных заданий.
А Нина ещё и ответила самым желательным для меня образом.
– Если позволите, я вас познакомлю – и она всё сама расскажет.
– Полагаю, ваша подруга – реально из нашего… вашего круга?
Через какую-то секунду Нина поняла, что – то есть кого я имею в виду, – и ответила чуть смущённо:
– Простите, Маша – не показатель.
– Хотя весьма мила и позволила нам познакомиться. – Успел сказать я с улыбкой, прежде чем подплыл официант с первой переменой блюд.
За десертом мы обговорили и регламент занятий, и время встречи с «подругой Пожаровой».
Что нам дано…
Вечер и почти весь последующий день во внутренней комнате Севастопольского уездного отделения Крым ЧК мы разбирали нашу «добычу».
В пятнадцати папках, найденных под кирпичным полом, оказалось помимо личных дел офицеров, которые служили, в том числе по прямому заданию разведки, в Красной армии, ещё немало интересных документов.
Телеграммы оперативного характера, лично подписанные главнокомандующим.
Оперативные сводки, докладные и сведения контрразведывательных отделений.
Личные записные книжки генерала Деникина…
Всего 2835 листов, – значит, подробный анализ ещё только предстояло сделать, и конечно же не нам. Так что я более подробно просмотрел документы из той самой первой папки, которая попала мне в руки: «Учетно-регистрационные карточки офицеров Генерального Штаба, служащих в Красной Армии».