Захар пообещал. Они обнялись, грустно посмотрели друг на друга, Захар надел рюкзак, они спустились на улицу, и Гордеев направился к машине, где его уже ждала мама, готовая ехать в аэропорт. Идя, он почувствовал, что теряет что-то неуловимое, зыбкое и невесомое, но не мог поступить иначе, потому что раньше сам настаивал на поступлении в Москву и не хотел подвести маму.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛЕТО ОГНЕДЫШАЩЕЕ

Глава 1. Солнечный зайчик

…Сначала у Захара с Алисой всё шло идеально. Они переписывались непрерывно, начиная с того момента, когда он с мамой сидел в зале ожидания в аэропорту, перед посадкой в самолёт. И продолжали по приезду Захара в столицу необъятной родины и заселению в гостиницу. Алиса вела двойную жизнь. В одной, публичной, она встречалась со своими знакомыми, вела агитацию, изучала немецкий язык; другая была в онлайне, с любимым человеком.

Большой плюс двадцать первого столетия: отъезд одного из близких людей вовсе не означает прекращение общения до приезда, интернет дарит обширные возможности для коммуникации. Они писали друг другу высоким, «литературным» слогом, не зря ведь оба любили книги. Их сообщения были наполнены откровенностью и теплом, мечтами о светлом будущем… В общем, Захар решил, что его жизнь стала воплощённой грёзой. Любовь свалилась, как снег на голову, в переносном смысле.

Захар надеялся, что это любовь. Он давно осознал, что время и переживания нужно тратить исключительно на тех, кому дорог ты сам. Алиса была от него без ума. Захару она нравилась, как женщина и как человек. Вкусы и увлечения двоих человек совпали, страсть оказалась взаимной, значит — любовь. Ведь, как сказал нестареющий классик, любовь есть обоюдное желание быть вместе, а когда желание не обоюдное, а одностороннее, это, ребята, не любовь, а психическое заболевание.

А.: «Как у тебя дела, душа моя?»

З.: «Нормально, радость моя».

А.: «Я так по тебе скучаю, солнце моё… Скорее бы ты приехал».

З.: «И я по тебе, солнечный зайчик мой».

Примерно так начиналось каждое утро Захара. Такие же трогательные диалоги вечером. И в обеденный перерыв. А если быть честным, 99 % того времени, которое Захар сидел в Сети. Пару раз ему писал Постернак, но Захар ответил дежурно, потому что просто не оставалось сил и энергии.

Помимо «романа» с Алисой, Захар занимался подготовкой к своему поступлению. Он уже предвкушал борьбу за бюджетные места, и одновременно боялся поступить, потому что это почти означало расстаться с Алисой на четыре-шесть лет. Армия не светила, так как он не попадал туда в связи с низким зрением (хвала вышним силам! Этот положительный аспект перевешивал все неудобства, которые претерпел Захар от своего недуга, и теперь Гордеев, без преувеличения, благодарил судьбу за него).

Захар знал, что отправить его в армию — это всё равно, что запереть в клетке с дикими зверями. И неважно, на пять лет, на год, или на неделю. Зверям в достатке хватит гораздо меньшего периода времени. В российской армии себя комфортно чувствуют только приземлённые особи, предрасположенные к стайному образу жизни. Папа рассказывал: когда он учился в мореходном училище (что почти армия), его назначили старшиной роты, и так как он требовал от своих подчинённых выполнять всё, что полагалось по уставу, а не закрывал глаза на раздолбайство, недоброжелатели пустили слух, что старшина стукач, крыса (что, естественно, не было правдой), и каждый день ему как минимум один раз кто-то пытался набить морду. «Крысу» считает за честь побить и опустить любой, это не только не считалось зазорным, но и поощрялось. Иногда врагам удавалось достичь своего, когда они наваливались всей гурьбой, но отец потом вылавливал их в тёмном углу поодиночке и мстил. Однажды он видел, как одного курсанта во время работ по погрузке стройматериалов на судно перерезало напополам стеклом (которое было подвешено на тросах, но почему-то упало). Он рассказывал, как видел людей, которых избивали так, что у них не было лица (в буквальном смысле на лице не оставалось ни клочка кожи, одно кровавое мясо). И это ещё была не армия, а только мореходное училище, как бы «облегчённая версия» армии. Знакомая девочка Захара, подружка Вани, говорила, что раньше не понимала желания парней «откосить», пока не познакомилась с семьёй, в которой был сын, прикованный к инвалидной коляске, не выходящий из дома. Оказалось, что в девяностых он был студентом-отличником, способным, но нерешительным мальчиком. И как-то раз его прямо с пары забрали в армию. Видимо, тогда была нехватка призывников, и люди с военкомата пришли к нему в университет и увели с собой. Обратно его вернули через неделю, на носилках, в таком состоянии, что врачи едва откачали. Но человек на всю жизнь остался инвалидом. Образование, конечно, так и не закончил. То, что пока человек учится, он неприкосновенен для армии, в девяностые, годы фатального беспредела, как понял Захар, видимо, никого особо не колыхало. А может быть, это был из ряда вон выходящий случай, вопиющее исключение. Но разве парню выплатили компенсацию? Разве его поставили обратно на ноги? Почему человек должен был пострадать только из-за того, что он немного «не такой как все», немного робкий, чуть умнее других… Или, грубо говоря, за то, что он — просто не БЫДЛО? Ещё одна похожая история относилась уже к, так сказать, современности. Завуч школы, в которой учился Захар, рассказывала на уроке, что сын её знакомой вернулся с армии без глаза. Вот так, просто без глаза. При этом он не объяснил, почему, и вообще отказывался говорить на эту тему. Молчал, как рыба.

…А потом они ещё спрашивают: «За что ты не любишь свою страну?!»

Захар понимал, что с его категорическим неумением вливаться в коллектив и независимым мышлением, в армии его как минимум сделают инвалидом, максимум убьют, причём долго и мучительно. Но даже если он каким-то чудом выберется оттуда живым и невредимым, травмировать на всю жизнь свою психику он не хотел. Нет уж. Он будет отдавать долг Родине другим способом.

В нормальной стране армия — это школа жизни. В России армия — это мясорубка, ввиду отсутствия эффективных правозащитных механизмов. Уж лучше просто пойти на войну, где тебя в любую секунду могут пристрелить или взорвать — так хоть отмучаешься быстрее. Валяться с вывороченными пулей кишками не так унизительно, как когда тебя макают носопыркой в унитаз с какашками под дружный кретинический гогот.

Так что Захар боялся расстаться с Алисой на четыре-шесть лет. Если бы не зрение, учёба была бы единственным вариантом. И лучше бы он вернулся к Алисе через несколько лет (если она сама не захочет переехать к нему в Москву), чем через пару недель холодным остывшим трупом.

Где-то в Москве жила Марина Минаева, девушка, с которой Захар познакомился в группе «Вконтакте», посвящённой книгам одного из любимых писателей Захара, Сергея Вольного. Захар думал о том, чтобы с ней увидеться, но почему-то так и не решился. Втайне он боялся, что Марина может в него влюбиться, или он влюбится в Марину, но не сможет быть с ней вместе, потому что верен Алисе, а разбивать девичье сердце Захар не хотел.

Любовную переписку с Алисой Захар вёл, естественно, не «Вконтакте». У Захара имелись веские подозрения, что «Вконтакте» человек словно голый, и особисты могут в пару кликов зайти в его переписку, а также имеют доступ к любым данным, «закрытым» от простых смертных пользователей. (Все смертны, и лишь «охранка» в России вечна — каламбур!) О том же говорила и мама Захара. По её информации (а она занимала высокий статус в обществе), существовали целые подпольные отделы, которые занимались только чтениями переписок пользователей в «WhatsApp», электронных почт, «контакта» и так далее. (Так вот на что шли деньги из бюджета.)