— Да не, бред какой-то… Мы ведь с тобой относительно недавно познакомились.

— Я вот не понимаю, комплименты ли ты мне делаешь или пытаешься снова уйти от ответа…

— Вот тебе и пища для ума. Найдешь ответ — дай знать, мне тоже интересно, — ухмыльнулся Зоренфелл, открывая следующую дверь.

Ошибки для каждого из нас становятся неисправимым опытом. Опыт исправить нельзя, но эти ошибки можно, когда бы то ни было. Ведь как говорится, лучше поздно, чем никогда. Пусть это будет не сразу, пусть тебя не простят, но ты должен сделать правильный выбор хотя бы для себя самого, тогда ты сможешь измениться, стать лучше, как в чужих глаза, так и в своих. От ошибок никто не застрахован, в том и прелесть жизни, что таит в себе непредвиденные сложности и радости.

«Часто ли мой город настигает такая хорошая погода? Неужели и природа нынче решила одарить меня благословением? Раз так, то ничто не должно испортить этот замечательный день… Пусть все повеселятся на славу» — размышлял Зоренфелл, сидя на школьных ступенях в шесть утра, когда никого ещё не было.

Настал назначенный день, празднование фестиваля, на который может прийти каждый желающий без исключения. Праздник — он для всех праздник, ограничивать его было бы слишком глупо. Приготовления закончены, программа отработана, осталось только ждать нужного часа, когда день перестанет быть спокойным и безмолвным; часа, когда день, это место, разгорится ярким всепоглощающим пламенным ураганом положительных чувств.

— Почему ты пришёл так рано? — поинтересовалась Селлина.

— А я-то думал, что для тебя время роли не играет от слова совсем. Привыкаешь к людям и нашему течению времени? Ты же с ума сойдешь в своей белой коробке, если свыкнешься.

— Разве в этом есть что-то плохое? Лучше я привыкну и заполучу куда больше времени для своих размышлений, чем могла бы иметь. Неизвестно, сколько я буду существовать, поэтому за то время, пусть хоть год, хоть сотня столетий — не важно, — я хочу знать больше, найти ответы, обрести новые вопросы и познать себя, познать людей, познать чувства и саму жизнь.

— Звучит романтично, — впечатлено произнес Зоренфелл, обратив на неё свой взгляд. — Но не боишься ли ты, что тебе твоя работа вскоре после размышлений не понравится? Ну, допустим, покажется несправедливой по отношению к тебе.

— Не могу сказать наверняка. С одной стороны, то, чем я занимаюсь, есть дело моей жизни, моё предназначение, с другой же стороны, почему именно я должна этим заниматься? В любом случае, как бы я не решила, я буду продолжать делать свою работу.

— Вот как. Почему?

— Если получится иначе, то выйдет так, что ты окажешься виноватым, ведь именно ты, Зоренфелл, научил меня чувствовать, размышлять и наблюдать под таким углом, с которого я никогда не смотрела.

— То есть ради меня?

— Да, — обернулась она в человеческую форму.

Теперь её образ меньше походил на десятилетнюю девчонку. Она значительно преобразилась: возмужала, взгляд Селлины стал острее и обрёл глубину. Ныне перед Зоренфеллом не ребёнок, а подросток семнадцати лет, ищущий ответы на бесконечное множество вопросов и озабоченный этим процессом.

— Ты и вправду многому научилась. Надеюсь, что ты будешь по назначению использовать полученные знания, не вредя ни себе, ни какой-либо другой жизни.

«А ещё я надеюсь, что, если ещё больше знаний впитаешь, не превратишься в страшную старушку, иначе твой прекрасный образ рухнет, как стекло с третьего этажа…» — вспомнил он неудачный момент подготовки к фестивалю.

— Но ты так и не ответил на мой вопрос. В том, что ты пришёл раньше всех нет никакой логики, если смотреть с такой точки зрения.

— С точкой зрения ты не прогадала. Именно, что здесь нужно посмотреть на дело под иным углом. Возможно тебе, как иноземке, сложно уловить суть моих действий, но тебе нужно лишь научиться это чувствовать.

— Что чувствовать? — поинтересовалась Селлина.

— Я сделал всё, что было в моих силах для организации этого мероприятия. Ну, или мне так по крайней мере кажется. Это непередаваемое чувство завершённости вкупе с предвкушением начала праздника не даёт мне покоя. Из-за этого я здесь и сейчас. Хочется быть первым, чтобы увидеть лица знакомых мне людей, неизвестных, вкусить плод их эмоций и чувств… Не знаю, как это описать, слишком запутанно.

— Чтобы испытать это мне, скорее всего, придётся повторить то, что сделал ты, но в несколько иной форме, подходящей только для меня одной.

— Ты права, Селлина. Наш мир для тебя закрыт, но ты властительница Судьбы, в твоих силах влиять на всё, пусть ты это можешь и отрицать. Баланс должен быть во всём, поэтому кому-то не везёт, а кто-то просто безнадёжный счастливчик. То, что произошло с моей мамой, тоже стало частью одного большого плана на всю громадную историю. Ведь я здесь, меня окружают добрые люди, у меня идиотская сила, подкреплённая знаниями о людях. Я нечестный, но счастливый, поэтому такая отдача в сторону моей родни. Можно назвать это уравнивающим эффектом, — немного погодя, произнес Зоренфелл.